Не замечая ничего вокруг, я почувствовал, как прогнулась кровать, а потом он раздвинул мои ноги. Затем последовали прохладная жидкость и без предупреждений и оправданий исследовавшие меня пальцы. Я простонал и схватился за покрывало. В постели мне нравилось грубое обращение. И мне нравилось, что Эндрю, тихий, стеснительный и чудаковатый Эндрю, становился своей полной противоположностью, когда дело доходило до секса. Он был у руля. Никаких сомнений. Я приподнял зад.
– Да. Вот так, – подстегнул я.
Он добавил еще несколько пальцев и минуту меня разрабатывал. Одна рука прижималась к моей спине, вторая находилась у моего входа, а он склонился надо мной. Я знал, что следующим будет его член, и жаждал его. Нуждался в нем.
– Эндрю.
Он вытащил из меня пальцы. Пока он надевал презерватив, я подложил подушку под бедра и улегся лицом в матрас. Время он зря не тратил. А просто–напросто расположился позади меня, приблизился членом к моему входу и протолкнулся внутрь.
Он не был нежен. И не медлил. Он подался вперед и ворвался в меня, растянул меня и наполнил. Я издал громкий стон и стиснул зубы.
– Черт. У тебя огромный член.
Горячо дыша мне в спину, он замер.
– Все хорошо?
– Да, – сказал я. – Боже.
Он дал мне секунду приспособиться, а потом медленно меня пронзил.
– Чуть раньше ты не довел меня до оргазма, – хрипло прошептал он.
Я засмеялся в матрас.
– Напомни, чтоб в следующий раз я опять облажался, если ты трахнешь меня точно так же.
Он толкнулся сильнее, отчего я ахнул. Он повторял снова и снова, а потом замер. Пальцы вцепились в мои бедра, и внутри меня он начал пульсировать. Господи, я чувствовал, как он кончал. Он задушено вскрикнул, вышел из меня и рухнул сверху. Грудь его тяжело вздымалась, а дыхание было рваным.
Шевелиться я не мог. Я был пришпилен к нему. Было приятно ощущать на себе его тяжесть, а когда он с меня скатился, я сразу же почувствовал себя одиноко. Я перевернулся лицом к нему и поцеловал.
– Ого.
– Никогда раньше так не делал, – прошептал он, закрыв глаза. Словно не мог на меня смотреть.
– Никогда раньше не делал что? – спросил я. – Не вминал парня в матрас? – Все еще не встречаясь со мной глазами, он кивнул. – Эндрю, серьезно, можешь делать так каждый день.
Тогда–то он на меня и взглянул.
– Тебе больно?
Я обвил его руками и притянул к себе.
– Было невероятно. Нет, мне не больно. – Я повертел задницей. – Ну, может, немного, но только потому что у тебя «агрегат» как у коня.
Он отреагировал смесью веселья и ужаса.
– Боже мой. Я сделал тебе больно?
Я захохотал.
– Нет. Сказал же: можешь иметь меня подобным образом в любое время, как только пожелаешь.
– Ох. – Явно засмущавшись, Эндрю усмехнулся. – Не знаю, что на меня нашло.
– Зато я знаю, что на тебя нашло. На кресле из ротанга я подвел тебя близко к оргазму, но кончил первым, потому что… ну… ты чересчур сексуален. И, по–видимому, близость оргазма действует на тебя не очень хорошо.
Он зашелся в хохоте, вспыхнул красным оттенком и уткнулся лицом мне в грудь.
– Господи, Спэнсер. Тебе нельзя произносить такие вещи.
Я глубоко вздохнул.
– Ты меня поражаешь, Эндрю Лэндон. Тигр в постели и котенок за ее пределами.
Он резко вскинул голову и уставился на меня.
– Что?
Он меня рассмешил.
– Ты понятия не имеешь, да? – Я принял его пустой взгляд за ответ. – Вот что меня в тебе увлекает. Ты похож на застенчивого, кроткого парня. Но внутри ты властный «верхний».
Его глаза почти выпали из орбит.
– Властный «верхний»? – Он фыркнул. – Не думаю.
– Ох, прошу прощения, минут десять назад тебя здесь не было? Не сомневаюсь, что ты очень даже решительно мной овладел.
Он всхлипнул и покачал головой. Кажется, он искренне пришел в ужас.
– Я не… Я не… Я не «верхний».
– Да ты и когда снизу, тоже властный.
– Я не властный, – тихо сказал он. – Точнее не хочу таким быть.
Я обхватил его лицо и поцеловал.
– Ты идеален. Ничего не меняй.
Он слегка нахмурился.
– Я не идеален. Ты продолжаешь так говорить, но я не такой.
Я перевернул нас и оказался на нем. Коснулся ладонями его лица и вновь поцеловал, на этот раз глубже. Отстранившись, я дождался, пока он распахнет глаза и посмотрит на меня.
– Знаешь, что сделает тебя абсолютно идеальным?
– Что же?
– Просьба довольно большая, но уверен, что ты заполучишь статус «абсолютно идеален». – Я скатился с него, поднялся с постели и направился к двери. – Выбери фильм и приготовь попкорн.
– И это сделает меня идеальным?
– Ага. А я пойду в душ.
Он крикнул:
– И ты считаешь меня властным?
– Да, считаю. – Я вошел в ванную. Моя улыбка стала еще шире, когда я заметил его зубную щетку по соседству со своей щеткой. Меня до безумия радовали простые вещи. Но я ни за что не сознался бы Эндрю, что из–за стоявших рядом щеток мое сердце билось быстрее. Гарантирую: он посчитал бы меня чокнутым. Или романтичным олухом. Или всем сразу.
Улыбка сошла на нет, когда следом за мной он прошел в душ – буквально в душевую кабину, под бежавшую воду. Он все еще был обнажен, но что–то странное произошло с выражением лица.
– Эндрю?
Что–то явно не могло подождать, словно именно в эту секунду ему требовалось рассказать мне то, что было у него на уме, или он умрет. Брови сошлись на переносице.
– Знаю, я властный. Но я не хочу быть таким. Из–за тебя я забываю себя цензурить.
Стоя под потоком воды, я открыл рот, чтоб хоть что–то сказать, но он еще не закончил.
– С Эли мне приходилось следить за своей речью и поступками. Мне не хотелось его отпугнуть. Я никогда не высказывал свое мнение. Я никогда не настаивал на своем и не приказывал ему в спальне, как делаю с тобой. – Он тяжело сглотнул и из–за водяных брызг заморгал. – Но рядом с тобой я могу быть собой. Я действительно властный. Я люблю, чтоб все делалось определенным образом. Я перфекционист. Но я не идеален. Ты видишь меня настоящего. Это и есть я.
Сказать, что меня ошеломил всплеск его эмоций, значит, не сказать ничего. Ошеломил, пригвоздил к полу и удивил. И лишил дара речи. Я притянул его к себе, потом прижал к плиткам и поцеловал с той же честностью, какую продемонстрировал он. Нет, в тот момент слов я подобрать не мог, но надеялся, что он все равно меня понял.
Когда я наконец–то отстранился, мы оба дышали с трудом. И я прошептал ему в губы:
– Никогда себя не цензурь. Ничего не меняй. – Я смотрел ему в глаза, и окруженный паром и рваным дыханием он не отводил от меня взгляда. – Ты идеален.
Он покачал головой.
– Нет.
– Для меня. Ты идеален для меня.
Наконец–то он улыбнулся, коснулся рукой моего подбородка и погладил по бороде.
– Не задерживайся. Я положу попкорн в микроволновку.
Он вышел из душевой, быстро вытерся и обернул вокруг талии полотенце. А потом ускользнул из ванной. Я улыбнулся, намылил тело и волосы, а потом вспомнил… Попкорн. Микроволновка.
«Дерьмо!».
Попкорн, что имелся у меня, нельзя было готовить в микроволновке. Он был каким–то органическим и изысканным и должен был готовиться на плите. «Черт, черт, черт!». Я выключил воду, схватил полотенце, вылетел из ванной и, пытаясь обернуть полотенце вокруг бедер, помчался на кухню. Волосы все еще были в шампуне.
– Эндрю!
Он стоял в обернутом вокруг талии полотенце и держал в руке упаковку попкорна, а дверца микроволновки была открыта. Я его напугал.
– Что?
– Не в микроволновку, – выдохнул я и, закрыв дверцу, приложил руку к сердцу. – Попкорн готовится на плите. В сковороде. И, наверно, не вся пачка, если только мы не планируем кормить голодающих.
Он посмотрел на упаковку так, будто она его оскорбила.