— Мой милый мальчик. У тебя все получилось, потому что ты упорно трудился. Ты ходишь в школу, работаешь двадцать с чем-то часов в неделю и ходишь на терапию. Ты хороший друг своим соседям. Поверь, это мне повезло.
Я прижался к его волосатой груди.
— Я не хочу расслабляться и не воспринимаю все как должное. Я очень благодарен. Прости, что редко об этом говорю.
— Ты не обязан извиняться, любимый. — Питер чмокнул меня в макушку. — Сегодня был душераздирающий день. Не только для детей на улице, но и для тебя. Тяжело видеть твои страдания. Думаю, все мы что-то воспринимаем как должное. И сегодняшний день стал напоминанием.
— Знаешь, сейчас они на морозе, в переулках торгуют собой, стараются поспать и не бояться, что на них нападут, ограбят. — По телу пробежала ледяная дрожь. — Знаешь, я спал с сумкой даже после того, как переехал в новый дом. И до сих пор сплю с включенным светом. — Как стыдно сознаваться.
— Здесь тебе не нужно включать свет, — пробормотал он.
— Потому что у меня есть ты.
Питер подтянул покрывало и притянул меня к груди. Лежа в целости и сохранности, я закрыл глаза. Меня сморил сон.
— Я всегда буду рядом, — прошептал Питер. — Всегда.
***
Следующим утром мы приехали в «Акацию» в начале десятого. Как оказалось, работа уже шла полным ходом. Миссис Лэндон возилась с коробками флаеров.
— Простите, мы немного припозднились, — сказал я. — Пришлось сделать остановку. Я заказал сэндвичей на триста долларов, их доставят к обеду.
Миссис Лэндон вытаращилась на меня, потом на Питера, который поднял руки.
— Я предлагал расплатиться, но он отказался.
— Я хотел что-нибудь сделать, — протараторил я. — Отплатить или заплатить вперед, или искупить кармический долг перед вселенной. Я все думал о людях, которые вчера не поели. У меня есть накопления, я много работал. Людям приятнее слушать то, что мы хотим сказать, с половиной сэндвича в комплекте.
Миссис Лэндон бросила флаеры в коробку и, разрыдавшись, стиснула меня в объятиях.
— Какой ты хороший парень. Мамочка тобой гордится.
Ради этих слов стоило потратить каждый пенни. Она назвала себя моей мамой и сказала, что гордится мной. Сердце сжалось, глаза заслезились.
— Я пообещал себе, что сегодня не стану плакать.
Вытирая глаза, миссис Лэндон рассмеялась.
— Удачи.
Мы помогли отсортировать флаеры. Вскоре к нам присоединились Джордан и Скайлар.
— Джордж передает извинения. Сегодня он обедает с семьей Аджита, — сообщила Скайлар.
Джордж и Аджит не теряли надежды, что однажды мать Аджита даст свое добро. Обед — многообещающее начало.
— Боже, надеюсь, все пройдет хорошо, — произнес я.
— Я тоже. — Джордан оглядела комнату. — С чего начать?
Питер поднял довольно большую коробку. Он сортировал средства гигиены для бездомных девушек и женщин. Он даже глазом не моргнул, когда ему дали это задание, но слишком много коробок нужно было разобрать.
— Можете помочь разложить все по пакетам.
Я улыбнулся и продолжил помогать миссис Лэндон. Перед выходом на улицу приехала машина с сэндвичами, а потом еще две. Я взглянул на миссис Лэндон, которая пожала плечами.
— Мне понравилась идея.
В общем, мы двинули на улицу, раздавали флаеры и еду, встречались и болтали с невероятными жизнерадостными людьми, чье единственное преступление заключалось в том, что их привлекали люди одного с ними пола.
В этот раз я подготовился лучше. Истории по-прежнему разбивали сердце, их случаи очень схожи с моим. Я знал, что мне повезло. Да поможет мне Господь, я никогда об этом не забуду.
— Они должны понять, что еще не все потеряно, — сказал я, когда мы с Питером шли обратно в центр. — Это необязательно конец.
Питер отпустил мою руку и обнял меня.
— Думаю, тебе удается вдохновлять. — Он чмокнул меня в висок. — Они видят тебя и понимают, кем могут стать.
Об этом я не знал, но надеялся, что это правда.
Мы вернулись незадолго до начала раздачи обеда. Мы с Питером помогали, чем могли. Люди всех мастей заходили подкрепиться и благодарили. Сердце переполнялось эмоциями. Ближе к концу вечера так сложилось, что я оказался не в том месте, не в то время. Я убирал столы и собирал подносы, когда двое мужчин начали ругаться из-за газона, который оба называли своим.
Они поднялись на ноги, перевернув заскрипевшие стулья, вцепились друг в друга, орали и пытались ударить. Стало шумно, люди бросились их разнимать. А я стоял прямо в центре событий.
Питер подбежал ко мне, а я заметил ребенка лет пяти, который в ужасе наблюдал за происходящим и закрыл руками уши. Его пихнули, он пошатнулся и чуть не упал. Я успел его поймать, и в ту же секунду опрокинули стол. От греха подальше я понес его к дальней стене, а он начал плакать.