Лэнс сполз на стуле пониже.
Тайлер пихнул меня локтем и хмыкнул.
— Видал? — прошептал он. — Сраный говнюк даже смотреть на нас не может. — Он кинул взгляд на Питера. — Видимо, это как-то связано с твоим мужчиной. Я бы тоже обделался, если б он вот так на меня глазел.
Он был прав. Питера трясло от злости. Выражение «Если б взглядом можно было убить» звучало правдоподобно.
— Эй. — Я сжал его руку. — Эй.
Питер, проморгавшись, глянул на меня.
— Прости.
Боковая дверь распахнулась. Первой вышла судья, затем адвокаты. Все заняли свои места, в зале воцарилась тишина. Судья с невозмутимым деловым видом проговорила:
— Штат Калифорния против мистера Лэнса Нейдера. Мистер Нейдер... — Она свирепо на него посмотрела. — Встаньте, когда я к вам обращаюсь.
Лэнс подскочил на ноги, и Тайлер фыркнул.
Судья, даже не пытаясь скрывать презрение, смерила Лэнса гневным взглядом.
— Вы признаете себя виновным по двум предъявленным обвинениям в нападении с отягчающими обстоятельствами и по двум обвинениям в уголовных преступлениях сексуального характера.
— Да, ваша честь. — Голос прозвучал бессильно.
Далее последовали какие-то слова, судья сыпала юридической лексикой, которую я не понимал... Потому что зациклился на одном-единственном слове.
Виновен.
Он виновен.
Тайлер сжал мою руку, а Питер обнял меня за плечи и притянул к себе.
Он виновен.
Слезы застилали глаза, я даже не пытался их остановить. Слезы мучений, боли, унижений, стыда и потерь катились по щекам. Слезы печали из-за всего, что он отнял. В глубине души я знал, что больше никогда из-за него не заплачу. Все. Последний раз. Все кончено.
Он виновен.
Я слушал финальные слова судьи будто сквозь сон. Она говорила, что он проведет год в тюрьме общего режима. Меня не волновало, что он признал себя виновным только для того, чтоб получить меньший срок.
Он виновен.
Его упекут за совершенные преступления. Он заслужил.
Все встали, когда мужчины в форме уводили Лэнса. И последнее, что увидел Лэнс, — я обнимал Тайлера, а потом Питер неистово стиснул меня в объятиях. Вишенка на торте — Лэнс увидел меня по-настоящему счастливым, даже цветущим. Тайлера тоже. Мы с Тайлером стояли бок о бок. Какая ирония судьбы. Но сильнее всего Лэнса заденет, что меня обнимал мужчина в более дорогом костюме, чем у него.
Мы вышли на солнце, и все вновь принялись обниматься. Глаза у миссис Лэндон остекленели. Мистер Лэндон сиял от счастья.
— Давайте устроим праздничный обед! Все вместе, — сказал он, включив моих соседей и Тайлера. — За мой счет!
Я дотронулся до руки Тайлера, стоявшего вместе со Спэнсером и Эндрю.
— Присоединишься к нам за обедом? Пожалуйста.
Он кивнул, и я направился к соседям. Джордан улыбнулась сквозь слезы.
— Я очень тобой горжусь. Знаю, как ты нервничал.
— Идеальная развязка. Я доволен тем, как все вышло.
— Виновен. — Джордж приподнял уголки накрашенных черной помадой губ.
Я кивнул.
— Ага. Надеюсь, его сокамерником окажется какой-нибудь жуткий парень, у которого на койке выстроены в рядок обезглавленные куклы.
Скайлар засмеялась.
— Будем жить надеждой.
— Спасибо, что пришли. Это много значит. Пожалуйста, скажите, что пойдете на обед. — Я по очереди посмотрел на всех.
Они согласились и двинули вслед за Лэндонами. Миссис Лэндон шла в обнимку с Тайлером, мистер Лэндон шагал между Эндрю и Спэнсером, обнимая обоих за плечи, и говорил, что «Милость» — лучшая песня Джеффа Бакли после «Аллилуйи». Мы остались с Питером наедине.
Он стоял и смотрел на меня с таким видом, которому просто нет названия. Счастье? Гордость? Боль?
— Привет, — ласково проговорил я.
— Привет. — Он нахмурился.
Я взял его за руку.
— Что стряслось?
Питер вздохнул.
— Прости за то, как я себя повел.
Я растерялся.
— О чем ты? Ты идеально себя вел.
Он фыркнул и явно на себя злился.
— Питер, что случилось?
— Хотелось перескочить через ограждение и выбить из этого куска дерьма весь дух. Клянусь, если б ты не держал меня за руку, я бы перескочил. За всю жизнь мне хотелось причинить боль другому человеку всего два раза. — Он поморщился. — Первый раз — это когда в семнадцать лет я выбил всю дурь из отца. И сегодня. Боже, Янни, как же хотелось заставить его страдать. — Грудь тяжело вздымалась, он отвел плечи назад, словно силился совладать с эмоциями. — Я поклялся оберегать тебя и никогда не обижать. И я бы никогда не поднял на тебя руку. Но этому скользкому говнюку хотелось причинить нестерпимую боль.