— Нам определенно стоит сходить, — не подумав, выдал я. Меня захватили волнение и комфорт. — То есть мы не обязаны…
— Простите. — Из дверного проема нам махал билетер, в руках он держал совок и веник. — Нам нужно прибраться.
Меня настолько поглотил разговор, что я даже не понял, что уже зажегся свет.
— Конечно, — резво поднявшись, сказал Питер. — Нам пора идти.
Питер шел впереди и, придержав дверь, вновь коснулся моей спины.
Странно, но мне понравилось. Жест не был мерзким и сделан не для демонстрации, что я принадлежал ему. Возможно, таким образом Питер проявлял свои джентльменские качества.
Мы вышли на улицу, солнце уже опустилось чуть ниже, чем я ожидал. Я вынул телефон и проверил время. После окончания фильма мы проболтали минут сорок пять.
— Все в порядке? — спросил Питер.
— Конечно. Просто потерял счет времени.
— Тебе куда-то нужно?
— Нет-нет. Ничего такого. Надо кое-кому написать, когда меня нужно забрать. Наверно, за меня переживают.
— Хочешь выпить кофе? — Питер обвел взглядом оживленную улицу и нашел кофешоп. — Мне очень понравилось с тобой болтать, я еще не готов уходить.
Я улыбнулся его нервозности. Уверен, что сам нервничал не меньше.
— С удовольствием.
В кофешопе было довольно людно. Мы сделали заказ и отыскали столик на двоих. Внезапно я разнервничался. Не в хорошем смысле. Смотреть кино — одно дело. Беседа имела четкие границы. Но поход в кафе означал личные вопросы. Вопросы, на которые я не был готов давать ответы. Припомнив слова Патрис, я достал мобильник и вернул себе контроль над ситуацией.
— Меня заберут в три тридцать, — сказал я. — Нормально?
Он взглянул на часы. В запасе было сорок минут.
— Прекрасно.
Не сомневаюсь, он заметил облегчение на моем лице, в моей улыбке. Но установив временное ограничение и дав Питеру понять, что меня будут ждать, я заполучил подстраховку. И вместо того, чтоб ждать от Питера залпа из вопросов, я прицелился первым:
— Расскажи о себе. — И тут до меня дошло: если б он выдал мне такую просьбу, я бы умер. Поэтому я сгладил ситуацию: — Как другу. Что друзья знают о Питере?
Моя жалкая маскировка вызвала у него улыбку.
— Меня зовут Питер Ханников, мне сорок три года. Я русский американец в третьем поколении. Мои прадед и прабабушка приехали сюда из Санкт-Петербурга незадолго до Великой депрессии3. Не совсем такую страну возможностей они искали, но смогли выжить. Я руководитель проекта в корпоративном финансировании, что кому-то может показаться скучным, но меня полностью устраивает. — Он улыбнулся. — Я люблю свою работу, и мне достойно платят. Люблю музыку восьмидесятых, вкусную еду, хорошее вино и, как тебе известно, немое кино.
Боже, он такой собранный, такой непоколебимый, словно ничто ему не досаждало. Я же представлял собой полнейшие руины. Я отпил кофе и через силу проглотил. Такое ощущение, будто из-за того, что пришел мой черед, горло сдавило.
Питер терпеливо улыбнулся.
— Что насчет тебя?
И вот оно.
— Зовут меня Янни Томарас. Родители из Греции, но родился я здесь. Мне двадцать один год, и я люблю актерскую игру. Знаю, это клише, особенно в этом городе. Каждый второй человек, которого можно встретить, планирует стать следующей большой звездой. — Я пожал плечами. — На славу и статусы мне плевать, хотя я понимаю, что и они не помешают. Я просто хочу быть на сцене. Пускай выступление небольшое, но мне хочется вкладывать в него душу…
Нет, личную информацию я не выдал, зато выдал глубоко личную. Питер искренне улыбнулся.
Я вновь отхлебнул кофе и из-за дрожавших рук чуть его не пролил. Осторожно поставил чашку и сел на руки.
— Скоро у меня начнутся занятия в школе исполнительских искусств. Начинал я в актерской академии, но с ней не… — «Что? Не вышло? Потому что родители меня вышвырнули, и обучение прекратилось? Потом за меня платил мудак бывший, чтоб контролировать всю мою жизнь, а затем все у меня забрал». — В общем, я начинаю сначала, и обучение стартует в следующем месяце.
С минуту Питер меня разглядывал. Видимо, он догадался, кто я такой.
Бракованный товар.
Однако обижать меня он не стал, по-доброму улыбался и смотрел тоже по-доброму.
— Какой урок твой любимый?
— Ну теорию и технические элементы я точно не люблю. Тренировка речи и пение тоже не из числа любимчиков, но мне нравятся. Я люблю элементы истории.
— Например, немое кино.
— В точку. Но самое любимое — это игра на сцене.
— Думаю, это заметно.
— В смысле?
— По твоей улыбке. Когда ты упомянул игру на сцене, на лбу появилась бегущая строка.