— По той же причине, по которой они больше не зовут меня сыном. Они не мои мама и папа, — злобно выплюнул я. — Они мои биологические родители. Они дали мне жизнь. Они меня растили и любили, но только до той секунды, когда узнали, что я гей. А затем внезапно нарисовались правила и условия: изменись или уходи и больше не появляйся. «Мама и папа» — термин для родителей, которые любят тебя безоговорочно, мои родители этого звания не заслуживают.
— А Лэнс?
— Он ничего не заслуживает, — выпалил я. — Я не стану звать его по имени. Он — кусок дерьма, который этого не заслуживает. — Я настолько разозлился, что почти чувствовал, как закипала кровь. Я сжал и разжал зубы, пытался успокоить стучавшее сердце и зыркнул на Патрис. — Если вы заявите, что гнев — обоснованная эмоция, я закричу.
Она поборола улыбку, но ей хватило приличия принять раскаивающийся вид.
— Ладно, обойдемся без упоминаний об обоснованности определенных эмоций. Считаю, сегодня мы охватили несколько неожиданных моментов.
Я по-прежнему злился и едва мог говорить.
— Точно.
— Янни, ты и должен гневаться. Должен пребывать в ярости от того, что люди, которым ты доверял, причинили тебе боль и предали неописуемыми способами.
— Я действительно злюсь.
— Хорошо.
— И я расстроен.
— Почему?
— Потому что не могу изменить то, что они сделали. Прошлое я не контролирую. Я могу контролировать только будущее. А прямо сейчас я хочу исправиться. Не хочу больше тратить на них время. Они и без того многое у меня отняли. Да вашу мать, я ждал от Питера разрешения поесть. И до сих пор сплю с включенным светом! В надежном доме Лэндонов. Какого черта я буду делать в новом доме? — Я покачал головой. Злость и разочарование превратились в слезы. — Хочу освободиться от всего, что они со мной сделали. Хочу стать счастливым. Я заслуживаю счастья.
— Да, конечно. И ты предпринимаешь правильные шаги.
Я откинул голову назад и простонал.
— Иногда мне кажется, что я в норме. А потом моменты вроде этого напоминают, что от нормы я далек.
— Янни, дела у тебя лучше, чем в норме. На прошлой неделе ты упоминал ключевые слова, о которых я бы хотела поразмышлять. Например, страх. Давай его изучим…
Чем мы и занялись. Остаток сеанса мы обсуждали испытанный мной страх в тот миг, когда родители меня выкинули. К моменту окончания встречи я вымотался. Такое ощущение, будто я пересек Тихий океан с привязанными к рукам и ногам гирями.
Когда я вышел, мистер Лэндон взглянул на меня и тут же обнял.
— Давай поедим мороженого.
***
Во время сеанса на следующей неделе Патрис препарировала слова «провал» и «сожаление», после чего я был эмоционально опустошен и чувствовал себя незащищенным. Питер постоянно освещал мою тьму. Наше не свидание в субботу прошло восхитительно. В знак приветствия он поцеловал меня в щеку, а я взял его под руку. Мы направились в кофешоп и проболтали несколько часов. Но даже смски посреди недели, где он давал понять, что думал обо мне, или спрашивал, как прошел день, или переспрашивал, по-прежнему ли в силе планы на субботний дневной поход в кино, нужно ли в воскресенье меня забрать, пока у Лэндонов будет проходить роскошный обед, были яркими моментами в моей жизни. Благодаря тому, что он находился на расстоянии сообщения или звонка, мне было не так страшно. Забираясь в постель, я посылал ему смс и засыпал со счастливыми мыслями в голове.
Миссис Лэндон нашла время в загруженном расписании, чтоб вместе со мной прикупить необходимые для переезда в новый дом вещи, а я помог с организацией ежегодного обеда. Мы составляли цветочные композиции, планировали меню, занимались уборщиками, компаниями общественного питания и всем остальным.
По утрам я работал в школе и даже нашел время бегло набросать сценарий для Патрис. Может, занятость отвлекла, но гораздо проще считать родителей персонажами, а не реальными людьми. Я сумел разложить все по полочкам и отстраниться, что обеспечило упражнению перспективу.
От выходных я был в восторге. И субботу, и воскресенье я провел с Питером. В субботу мы сходили на уже привычный сеанс Чарли Чаплина, а в воскресенье Питер хотел посетить музей Хаммера и посмотреть проходившую там выставку русского искусства. Я ждал с нетерпением.
В субботу я встретился с Питером возле кинотеатра. И опять он поприветствовал меня поцелуем в щеку и опустил сильную, но нежную руку мне на спину.
— Как всегда, выглядишь прекрасно, — сказал я.
— Ты тоже. Эта рубашка невероятно тебе идет.
Это была бирюзовая рубашка. Миссис Лэндон настояла, чтоб именно ее я надел в театр. Рубашка подходила к глазам. Но комплименты меня по-прежнему смущали.