«Минга, какая буря!» — шептал про себя старик.
Потом спросил вслух:
— А что, море всегда такое?
— Неплохо бы, — засмеялся свояк, — неплохо бы для нас, чтобы оно всегда было такое спокойное! Посмотрели бы вы на него, когда шторм. Ну и бушует!
«Минга, и это еще даже не буря! Что же будет, когда оно разойдется? Минга, куда мы отвезли девочку?»
Потом невозмутимость моряка и кажущееся спокойствие Сперанцы немного ободрили его.
Тогда он вспомнил одну вещь, о которой слышал когда-то, и тихо, осторожно, чтобы не качнуть лодку, протянул руку за борт и опустил палец в воду. Потом незаметно поднес его ко рту. Соленая!
Он повторил опыт и сплюнул.
— А вы, должно быть, соль-то никогда не покупаете? Вам стоит только поставить воду на огонь — и готово дело!
Свояк засмеялся.
Между тем Цван почувствовал какое-то странное недомогание. Кружилась голова, мутило…
Минуты через две он перегнулся через борт: его рвало.
— Плохо? — спокойно спросил свояк, едва взглянув на него через плечо.
«Минга! Они просто дикари! Ему до того плохо, что хоть ложись да помирай, а этот даже не остановится…»
— Извините, — пробормотал старик.
— Ничего, ничего. Это часто бывает, если кто не привык.
Так. Все вино, которое он выпил в компании с кучером, вылилось в. море.
«Должно быть, подмешанное», — подумал Цван и в изнеможении свалился на дно шлюпки.
Глава четырнадцатая
Лодка с повисшими на реях парусами покачивалась на якоре в нескольких метрах от берега.
Примостившись на дне лодки и голой ногой поглаживая обшивку борта, Сперанца дудела в тростниковую дудочку. Она глядела на отражения облаков и тени чаек, мелькавшие на воде, и все наигрывала один и тот же незатейливый мотив, но мысли ее были далеко: она рылась в воспоминаниях и старалась разгадать будущее.
Через несколько дней она уедет, покинет тетю Марту и дядю Тони, с которыми жила вот уже шесть лет, и вернется в долину, к деду и бабке, родителям отца.
Никто ее к этому не принуждал, но девочка чувствовала на себе своего рода ответственность.
Она должна была вернуться!
Ее лицо, обрамленное прядями спутанных волос, падавших, как водоросли, ей на плечи, казалось особенно удлиненным и худым на темном фоне сетей, лежавших ворохом у нее под головой.
Она дудела и дудела, монотонно, упорно, дудела и думала…
Она все эти годы так больше и не видела стариков и получила от них всего несколько писем, написанных всякий раз другим почерком. Если в одном письме говорилось о скором приезде дедушки Цвана, то в следующем сообщалось, что по особым обстоятельствам поездку пришлось отложить до будущей весны. И так всегда.
Сперанца не раз плакала от тоски и горького разочарования после долгих месяцев бесполезного ожидания. Потом она привыкла к несостоятельности этих обещаний и под конец вместе с тетей Мартой только посмеивалась над ними.
Отец приезжал несколько раз, но только в первое время, когда еще не началась война.
Потом как-то ночью — она это хорошо помнила — Сперанцу разбудили и принесли на кухню, где ее ждал Берто.
Отец был в серо-зеленой форме: он приехал повидать ее перед тем, как отправиться на фронт. Он побыл у них недолго в тот раз, и девочка, совсем сонная, с ним почти не говорила. Потом она часто пеняла на себя, что не сказала тогда всего того, что надо было бы сказать тому, кому не суждено было вернуться.
От него теперь сохранился в ее памяти лишь плоский, безжизненный портрет человека с длинными усами в военной фуражке.
Вслед за Берто в армию ушел и дядя Тони, и скоро один за другим все мужчины покинули деревню.
На несколько лет в низеньких домиках у моря остались только женщины, старики, ребятишки.
Лодки, перевернутые вверх дном, долго лежали на берегу, как огромные черепахи под своими щитами, пока старики не собрались, наконец, посоветоваться, как быть. Так больше не могло продолжаться: на одно пособие нельзя было жить, да и лодки придут в негодность, когда с юго-запада подует муссон и начнется непогода. Их надо спустить на воду, и поскорее.
Жены призванных, которым принадлежали лодки, должны были на это решиться.
Лодку Тони доверили старому рыбаку Микеле, которому пришлось удовольствоваться командой из ребятишек.
Сперанца так приставала к тете Марте, что добилась от нее разрешения участвовать в рыбачьем промысле. Она была единственной девочкой, которая ходила в море. Себе в оправдание она сказала, что хочет последить, чтобы не повредили дядину лодку, но на самом деле прекрасно знала, что Микеле сам позаботится об этом. Сперанца просто хотела быть полезной!