Он схватил ее за руки и крепко сжал их. Потом оба подняли голову и прислушались.
Два звука, как короткий вопрос, раздались вдали и, словно покачиваясь на ветру, проплыли над ними.
— Кукушка… — прошептал Тонино. — Весна…
Глава сорок седьмая
Джованнино вслух читал газету, а старики все трое — Берта, Надален и Эмилия — сидели вокруг стола и слушали.
Паренек то и дело украдкой поглядывал на свою аудиторию, следя за ее реакцией и стараясь не пропустить ни единого слова или жеста.
Известия, которые он читал, были настолько важными и из ряда вон выходящими, что Джованнино толком не знал, как их надо расценивать, но чувствовал, тем не менее, необычайное возбуждение. Прежде всего потому, что произошло что-то новое, затем потому, что это он был для стариков вестником потрясающих событий, наконец, потому, что его внимание привлекало растущее смятение Берты, яростный взгляд Эмилии и продолжительный свист, который вместо комментариев время от времени издавал Надален.
Окончив чтение, Джованнино отложил газету и, упершись коленкой в стол, закачался на стуле.
— Похоже, что началось, — сказал он нарочито равнодушным тоном.
— Иисусе, Иисусе, Иисусе! — забормотала Берта и забегала по комнате из угла в угол, как воробышек в клетке.
Надален плюнул через открытую дверь, потом поднялся и сказал, стукнув кулаком по столу:
— Не знаю, что дал бы, чтобы посмотреть, что у них в голове.
— И зря дал бы, потому что там пусто, — ответила Эмилия и тоже принялась кружить по комнате, время от времени сталкиваясь с Бертой.
Джованнино больше не обращал внимания на Надалена и Берту. Он с любопытством смотрел на Эмилию: выражение лица у старухи было мрачное, но мальчик догадывался, что в ее голове теснится множество мыслей, которые нелегко привести в порядок.
— Милия, — крикнул он, — Милия, я вам говорю… Ради бога, остановитесь на минутку, у меня даже голова кружится… Объясните мне одно: нам-то что, если начнется война?
Старуха на секунду остановилась, пристально посмотрела на него, как будто видела его в первый раз, и обронила:
— Тем лучше для тебя, если ты ничего не понимаешь.
Потом опять начала ходить взад и вперед, натыкаясь на Берту.
— Да что это с вами обеими? — вскричал Джованнино, вскакивая на ноги. — Можно подумать, что вас завели, как часы, и вы должны кружиться, пока завод не кончится…
— Пойди сюда, Джованнино, — позвал его Надален, сидевший на лавочке возле дома.
Мальчик вышел и сел рядом со стариком.
— Значит, в самом деле война… Но ведь здесь не будут воевать, правда?
— А кто знает? Когда с огнем подходят к пороху, ни за что нельзя поручиться… Но война, сынок, это нищета, а мы и так из нищеты не вылазим… Война это смерть, а смерть и сама умеет прийти… Война, — значит люди бросают работу, а это тоже беда немалая…
— Но из наших-то никто не пойдет на войну, правда? Вы уже старые, я еще маленький, Тонино инвалид, а женщин не призывают.
— К счастью, нет! — заметил Надален. — Не то, если бы призвали Эмилию, мы могли бы, чего доброго, и победить.
— Но не хотите же вы, чтобы мы ее проиграли!
— Кого проиграли?
— Да войну!
— Какую войну? — спросила вдруг Эмилия у них за спиной.
— Как какую войну? Которая начинается…
— Каждый хочет победить на войне, сынок, и это понятно. Но эта война нас не касается. Это не наша война. Нашу годы и годы мы ведем здесь… — она обвела рукой темневшее впереди болото —…и немало у нас было сражений! Кто-кто, а мы можем сказать о себе, что никогда не сдавались. Когда был жив твой дед, вода вон куда подходила… Когда твой отец построил здесь хибарку, до нее надо было больше часа добираться ни лодке, а теперь ты здесь за десять минут… и все эти хлеба, которые ты здесь видишь кругом, взошли потому, что мы сражались и побеждали. Колосья — вот наши знамена…
Она взяла парнишку за плечи и, встряхнув его, крикнула:
— Заруби себе на носу: до тех пор, пока под водой пропадает земля, мы будем воевать за нее. И другой войны для нас нету.
Неподалеку послышался удар шестом по воде и шум голосов: возвращалась молодежь.
— Слышали? — еще с лодки крикнула Элена. — Мы узнали по радио.
Сперанца молча сошла на берег, но подойдя к сыну, пристально посмотрела на него и крепко прижала к груди.
— Только этого не хватало… — вздохнул Тонино, наклоняясь привязать лодку.
— Хотела бы я знать, почему вы так выходите из себя, — сказала Эмилия, встречая молодежь на пороге хибарки. — Собственно говоря, мы-то тут при чем?