Нельзя сказать, что вообще никакой преграды перед городом не было. Стояла рота французских оккупантов на центральной дороге вначале массовых городских построек. Скорее всего, такие вот безмятежные солдатики были и на других дорогах. Даже приблизительно понимая громадность города, можно предположить, что и без того малый французский гарнизон размазан по разным местам.
Как захватывать большой город сравнительно небольшими силами? На этот вопрос в будущем отвечали большевики. Они предполагали взять под контроль все виды связи, коммуникации, передвижения и административные здания. Вокзал, телефон, телеграф и все такое. Примерно так же думал и я, с учетом специфики исторической реальности, конечно.
Так, в мою задачу, а так же в задачу Карпа Мелентьевича, Миши Контакова, входило войти в город. Мы это сделали вместе. Я, в форме майора революционной армии Франции спокойно проходил заставы, которых оказалось две: на въезде и на входе в административные районы Милана. Приходилось только при общении с французскими офицерами чуть добавлять в свою речь германизмов. Ну не обладал я исключительным французским языком, а в нынешней республиканской армии немало есть носителей немецкого языка, ну или носителей чуть ли не всех языков Европы, даже польского.
Силами, чуть большими, чем два французских батальона, мы спокойно, чуть ли не с песней, подошли к зданиям и сооружениям, где располагаются органы управления всей Цизальпинской Республики. Перво-наперво спокойно, но жестко, арестовали французского военного представителя, ну и его штаб, заодно. Бригадный генерал Мишель Левуаль Решаль, оказался таковым, что уже не может больше ничего «решаль». Контаков и Карп отправились дальше творить дела, а я решил основаться на месте французского штаба.
— Вы арестованы, сударь, прошу сложить шпагу и отдать приказ гарнизону сложить оружие. В противном случае, мне придется залить улицы Милана французской, возможно, итальянской кровью так же, — сказал я Решалю.
— Республика не сдается! Монархист проклятый! — отвечал мне Решаль.
Вот же, что удивительно, я впервые встретил истового фанатика Республики. До того почти что все французы мне казались более рациональными, критическими в мышлении, даже с уклоном в монархию. Именно так, в них сочеталось желание свободы, но одновременно потребность в сильной власти. Наелись уже многие революционным хаосом. Приход Наполеона к власти очень аккуратно ложился в доминирующие парадигмы. А этот республиканец, ярый.
— Вы меня оскорбили! — делано, может только излишне артистично, возмутился я.
На самом деле, никакой обиды не было. Да я и готов был достать свой револьвер, один из двух, что со мной, да выстрелить в голову этому республиканцу. Но хотелось немного иного. Я постоянно практикуюсь во владении клинками. Наиболее пока приемлемой для себя считаю саблю-бухарку, легкую, в меру кривую, достаточно длинную. Но шпага… она пока еще широко используется всеми армиями, пусть и начинает уступать в популярности различным кавалерийским клинкам.
Что такое обучение фехтованию? Без реального боя, ничто. Одно дело, когда ты знаешь финты, стойки, развил реакцию, быструю соображалку, как и что делать, в какой последовательности. Но, если твоей жизни ничего не угрожает, ты в защитном облачении, все ничтожно. Важно, как фехтовальщик поведет себя в бою, во время смертельного поединка. Так что…
— К бою, — сказал я с пафосом и на французском.
Мой противник неуверенно стал напротив. В это время уже работали мои стрелки, они зачищали здание, которое условно можно было назвать военной комендатурой, если бы таковая тут была. Скорее, все же штаб гарнизона. Уже работали мои люди и по соседним зданиям, где располагался Совет Старейшин Цизальпинской Республики, часть стрелков отправилась в иное место, где заседали директора Цизальпинской Директории. Все административные здания брались под полный контроль, а люди, которые благоразумно не оказывали сопротивление, сгонялись в уже так же захваченную городскую тюрьму. Те, кто решил геройствовать, умирали.
Первым удар нанес мой противник. Он сделал выпад и сверху, подворачивая кистью, попробовал меня достать. Я легко парировал этот удар. Много, очень много времени я уделял на тренировках именно первому удару. Как утверждали мои сменяющиеся учителя, именно первый финт, выпад — он наиболее опасный, но он же и более всего информативный.
Я сделал шаг назад и ухмыльнулся.
— Мсье, нет чести в том, чтобы убить противника, скверно обращающегося со шпагой. Сдавайтесь и покоритесь. И тогда я обещаю, что не стану кормить вас помоями, не стану пытать, отрезая мужские гордости, мы будем мирно разговаривать и вкушать местные вина. Сюда же привозят вина с юга, или из Франции? — попытался я урезонить Решаля.