Он стал неинтересным. Мастерство владения клинком безобразно. Наверное, я нарвался как раз на того адвоката, или поэта, который, с началом революции, решил стать военным. Хотя, в своем глазу бревна не вижу? Сам-то кто? Уж явно не военный, по крайней мере, относительно реципиента, в чье тело попал. Более того, сын священника. А на тебе, уже в Милане, захватываю большой город.
Мой ложный выпад, француз прикрывается, делая шаг вправо, показываю, что буду бить в голову, он вполне грамотно ее защищает. Но это голова, а правую ногу мой противник не успевает убрать и я кончиком идеально заточенной шпаги, подрезаю бригадному генералу икроножную мышцу. От пореза, к слову глубокого, француз раскрывается и я быстро наношу еще порезы на его правой руке, скорее на предплечье, и на груди…
«Что за ребячество?» — подумал я, как только сделал глупость.
Я начертал порезами букву «Z». Если английский посол Уитворт узнает… Нельзя такие вот наводки оставлять, но и убивать Решаля пока нельзя.
— Мне продолжить? — грозно спрашивал я.
— Ваш бродь, тут это… — опять не по уставу обращался Северин Цалко.
Он ворвался в комнату, без стука, прервал наше общение с французом.
— Если твои новости будут незначительными, то за непочтение, лично шпицрутеном отхожу. Найду его к кого-нибудь, и отхожу, — делал я вид, что разгневан.
— А вы, ваше превосходительство, поспрашайте, как француз хочет, чтобы его Франческу разложили? С извращениями, али так, по скорому, — сказал, улыбаясь Северин.
Полезная информация. Нашли женщину. И Решаль поплыл. Ох, как же мы мужчины слабеем из-за женщин! Хотя о чем это я, с ними часто мы становимся сильнее, а вот слабеем, когда… Что-то мерзопакостные образы приходят на ум, лучше без всей это радужной темы. Тут, в Европе такого не поймут, могут и сжечь, если что. Еще действуют строгие законы о мужеложстве.
С помощью французского генерала дела пошли еще более споро. Мы просто отдавали приказы некоторым ротам, назначали время, место. Республиканцы приходили, их разоружали, иногда совершали с десяток-второй арбалетных выстрелов. И мордой в пол, чаще в землю. Так что большую часть французов удалось нейтрализовать.
Нет, были моменты, когда пришлось напрячься. На улицах Милана даже разгорелись бои, когда один французский капитан повел целый батальон выяснять отношения с коллегой, по какому праву он вообще занял тюрьму и кого это туда десятками свозят. Коллегой оказался Кантаков. Пришлось пострелять, даже задействовать артиллерию. В здании тюрьмы, более похожей на крепость, были небольшие французские полевые пушки.
Уже после полетели сигнальные ракеты. Как только начались серьезные бои в городе, мы известили нашу кавалерию, что пора и им вступать в дело. Тысяча четыреста калмыков, четыреста семьдесят персов, четыре казачьих полка, егерский полк, двадцать одна карронада — вот те силы, которые врывались в Милан. Сопротивление было очаговое и вообще, было сперва и не понять, где свои, где чужие. Нужно решать: пора ли снимать республиканские мундиры и начинать славить русского императора, или пока рано.
— Мне нужно разговаривать с тем, кто сюда пришел. Мне нужно понимать, с кем имеет дело мой город! — кричали во дворе здания французского штаба, которое было мной выбрано, как собственный, мой, штаб.
— Пропустить! — скомандовал я, отвлекаясь от карты.
На полу лежала большая карта города Милана, самая большая из тех, что нашлись у французских оккупантов. И вот на этой карте я, вместе с войсковым старшиной Фролом Филипповичем Чернушкиным делали пометки. Тут были обозначены наши баррикады, склады и их охрана, уже наша охрана, концентрация республиканских вояк из местных, которые только и делают, что собираются в каком-нибудь месте, туда устремляются наши фургоны в сопровождении казаков и разгоняют воинственное, на самом деле, не очень, собрание.
— Кто вы? — спросил я, когда в кабинет ворвался темпераментный мужик. — И голос не советую повышать.
— Прошу простить меня, я Джулиано Парини, представляю Директорию, — представился миланец.
— А почему сами директора прячутся? — спросил я. — Вы же не из их числа.
Арестовать всех директоров было одной из задач, пока еще не до конца решенной. Двое деятелей уже арестовали, но многие политические лидеры Милана прячутся. Город большой сразу найти всех просто невозможно.
— Кому угодно погибать? Ваши ла козак, или ла колмык… Они для нас страшны и непредсказуемы. А еще на улицах стреляют и убивают, — отвечал Парини.