Вот и пришёл тот час, когда нужно было бы проявить своё мастерство фехтовальщика. К чёрту! Выстрел! И голова неприятельского офицера обагряется кровью, которая начинает вытекать из отверстия в черепе от пулевого ранения.
Выстрел! Выстрел! Сразу две пули устремляются в сторону летящего на меня какого-то слишком уж крупного француза. Признаюсь, чуть струхнул из-за таких габаритов врага. Время, чтобы перезарядить новый барабан, нет, и я вкладываю револьвер в нагрудную кобуру. Зря это делаю, остатки дыма от сгоревших пороховых газов и жар от раскалённого ствола впиваются мне в лицо, и приходится зажмурить глаза. Недоработка.
Открываю глаза и успеваю отвести удар штыком. Француз чуть заваливается по инерции движения вперёд, и я наотмашь рублю его по спине. Уже краем зрения замечаю, что прорубил француза до позвоночника. А впереди ещё трое. Трое! Где же мои воины, что должны рубиться рядом, такое ощущение, что я один тут на баррикадах.
— Всис! Свис! — слышу свист пролетающих мимо пуль.
Это мои стрелки стреляют. Но как они это делают! Пули совсем рядышком. Но раз я их слышал, то точно не мои. Они для тех троих, что напирали ранее. Двое убиты, одного рублю саблей, вроде бы по ключице попал. Некогда думать. Вперёд!
— Ура! — вырвалось у меня, но сразу же клич был поддержан другими.
Это правильно, это нужно, чтобы услышать, понять, что ты не один, что идёт бой, и твои товарищи рядом, они бьют врага. И мне показалось, или нас стало больше? Так и есть. Успев обернуться, я увидел зелёные мундиры егерей. Вот теперь повоюем!
Осмотр поля боя чуть не дался мне боком, в который устремилась вражеская шпага. Отвожу очередной выпад француза, который не слишком умело хотел достать меня клинком. Сабля против шпаги… Это классическое дерби, противостояние, в котором сложно найти безоговорочного победителя. Я отвёл удар. Моя сабля тяжелее, чем шпага француза, он чуть просадил свой хват клинка и поплатился за это моим рубящим ударом по голове. Минус ещё один.
Впереди солдат с ружьём и примкнутым к нему штыком. Ухожу от укола, еле сдерживаю равновесие, чуть ли не наугад машу вслед врагу саблей. Удар, и происходит похожая ситуация с той, что уже была вначале рукопашного боя, спина солдата распорота. Нет, так, как учат бить штыком в суворовской армии, ещё нигде не умеют, куда там этому французу.
Вдруг всё стало тихо, ну, или почти тихо. Вдали раздавались выстрелы, иные звуки борьбы, но всё затихало, а у нас открылся пусть к пристаням.
Шли с опаской, ждали выстрелов из-за укрытий, но, нет. Персы уже вязали тех немногих французов, которые оставались в порту. Конница прорвалась через баррикады и, как я и приказывал, стала обстреливать из своих карабинов корабли. Один фрегат уже даже расправил паруса и, наверно, мог бы удрать, но что-то пошло не так. Не так у них было и с выстрелами из корабельных орудий. Наверняка многие матросы и офицеры не успели на корабли после начала штурма города.
Ещё раз пришлось ударить из карронад в сторону фрегатов и линкора, так, для острастки, чтобы все четыре корабля, что стояли в гавани, начали сдаваться. Это были венецианцы, и, видимо, у них не хватило мотивации для сопротивления. Через ещё минут двадцать я увидел белую ракету, которая символизировала, что крепость также пала. Позже прискакал посыльный и сообщил, почему случилась задержка в крепости.
Дело в том, что ворота и стены цитадели моим бойцам получилось взять сходу, их впустили, как союзников, которые спешили усилить крепостной гарнизон. Но защитники, когда их начали вырезать, закрылись внутри казематов и пробовали оттуда отстреливаться. Начались переговоры о сдаче, которые закончились ничем. Тогда пришлось потратить ещё время, чтобы навести две крепостные пушки на места укрытий несговорчивых обречённых и вдарить по ним. Вот после этого все сдались.
— Казна в крепости? — спросил я.
— Есть, — кратко отвечал вестовой.
— Ну же? Сколько? — проявляя нетерпение, спросил я.
— Лежит в сундуках серебро. А сколько его там, непонятно, — отвечал воин.
— Спеши к Военторгу, и пусть занимаются делом! — сказал я этому вестовому и стал раздавать приказы другим нарочным, чтобы те собирали Военный Совет.
Уже было слышно, что начинались бесчинства, несмотря на то, что договаривались грабить «цивилизованно». Не люблю, когда чинят насилие над женщиной. Никогда этого не понимал, так как для меня заполучить полное согласие женщины — это дело принципа, игры, самоутверждения. А так… Как животное. И это нужно прекращать.