Она хочет сбежать, испариться, исчезнуть. Даже у улитки, думает порой Сана, имеются зачатки нервной системы, а то, что не хватает (так ли уж?) мозга… да что там! У улитки есть домик (обладание недвижимостью снимает немало вопросов); у людиков же мозг худо-бедно присутствует — пусть понарошку, пусть латентно, — а вот домика чаще всего нет…
Все, что есть у Саны, — это она сама: много? мало?.. Что такое «она сама»? Что она о себе знает? Тени на потолке, блики, мерцание, кружение — достаточно разве хоровода чудес фантомных для счастья ее?.. Да и что есть счастье (не путать со щастьем)? Если в единицах измерения, то, разумеется, тепло — да, да, счастье есть тепло, и нечего мудрствовать… Вот латимерия[13] наверняка счастлива — латимерия почти не изменилась за все эти миллионы, а человек (Сана не уверена, что это звучит гордо) чего только с собой не вытворил; от умишка же и подавно — горе одно: ну развилась кора б. полушарий — дальше-то?.. Знал ли умелец, что ожидает его, когда придет пора выпрямиться и образумиться?[14] Так ли уж стремился б усовершенствовать палку-копалку, дабы стать «самосознающей информационной материей»?.. Объем мозга, на минуточку, полторы тысячи кубических ме… Сана осекается и толкает П. — Не спи, Штайнер сказал, что когда-нибудь изобретут лекарство от души… — Спи… — Ну изобрели ведь противочумную вакцину! А душа… душа для некоторых своего рода чума, иначе стали бы разве до «патологий» гётевских докапываться?.. — Спи, при чем тут Гёте… — Знаешь, иногда я думаю, что кое у кого и души-то на самом деле нет. — Спи… — И не было никогда: то есть с девяти до шести — и нормально. — Спи… — Ну то есть у них на самом деле кристалла нет… Такая, блин, машинка: фио-био… — Спи уже… — О, спать ночью — это так же верно, как то, что молекула состоит из атомов, клетка из молекул, организм из клеток… — Сана, что с тобой, спи… — Произвожу обмен информацией между человеком и человеком… — Спи… — Между человеком и автоматом… — Устыдила, спи. Или я буду думать, что у тебя логоррея…[15]
Она видит, как дрожит в небе Луна, как прикидывается — вся в кольцах туманных — Сатурном… Луне проще, у Луны нет П., усмехается Сана, — впрочем, кто такой П., как не опечятка? Опечятка, которую она не имела права не заметить (вот к чему приводят двойные отрицания): глупо, впрочем, рассуждать о каких-то правах, коли солнечное твое сплетение вполне профессионально припорошили инеем, а в Анахату[16] вставили огромный серый булыжник: минус одно сердце — бухгалтерия чувств c'нежных безупречна, amen.
А что если, кусает губы Сана, что если содрать с себя шкурку, да и соскочить с Земли?..
Последнее время ее настигают видения: особенно в переулках — в их переулках. Сана пока не знает, как к этому относиться, и все же набирая ljubila (транслит), прозревает Прошедшее Продолженное — ведь ljubila продолжается в Настоящем и перетекает в Будущее; времена эти и сходятся в одной точке, — в той самой черной дыре сингулярности,[17] где она, Сана, тщетно зализывает выпадающие наружу кишки. Именно в такие моменты и дергают больней всего за ниточки, именно тогда и прорывается из чужих наушников «а ты танцуй, дурочка, танцуй и улыбайся…», именно тогда и мечтает Сана забыть, скажем, вот что: П. стоит за ней на эскалаторе, а его рюкзак, который он держит в руках, ритмично бьется о ее спину — и кажется, будто сквозь рюкзак этот, сквозь кожу зверя убитого, просачивается в ее, не содранную до конца шкурку, тепло: навсегда просачивается… Какое, разобраться если, словечко пугающее — как, впрочем, и никогда… Получается, Сана всегда будет любить П., но П. никогда не полюбит ее так, как она того хочет — то есть с той интенсивностью, с которой это ей, Сане, необходимо… Но если проявить мыслеформу иначе, если действительно позволить себе представить ход событий другим? Повернуть, перевести стрелки? Если мысль действительно материальна, то что?.. что?.. Ок, тогда так: имеет ли она право? Право вообразить, будто сливается с П.? Две капли, превращающиеся в одну, и… Дура, дура, мотает головой Сана: когда-то она уже обманула себя — элементарная техника выживания в момент телесной горячки, — будто капля эта и не нужна ей вовсе; спрятала боль в «мешочек» — наподобие яйца «мешочек», аура-то на яйцо похожа, острием вниз — туда-то, в ноги, и запрятала, пленочкой прикрыла тонюсенькой, живьем сварила… Золотилась боль, плавилась, очами сверкала, снегом белым прикидывалась, что от солнца пред смертушкой млеет; а над, сверху — еще тоньше пленка, еще нежней: ткни — и нет ничего, строка пустая, мертвая: пробел… П., конечно, о том не ведает, потому на взрыв Сану и провоцирует — вот лава-то пленку и прожигает, вот контур «яйца»-то и пробивается — оттого и болеет Сана, оттого за сердце хватается: «Как смириться с тем, что тебя любят не так, совсем не так?» — она все еще зависима, она все еще не обладает силой, позволяющей смотреть сквозь пальцы и на это, а потому опять тонет в глазах П. — если точнее, в зрачках: всего-то, казалось бы, отверстие в радужке, а поди-ка, выплыви! «Радужка-радужка, я тебя съем…»: в тебе — как учили — почти нет пигментных клеток, отсюда и цвет: прозрачно-голубой, льдинистый… А может, это отблески «голубых столбов», незаметных из-за Северного сияния? — эхо пришельцев одной из ближайших вселенных? Наша — зеленая, соседняя — желтая, третья — голубая… И вот в этих-то самых бирюзовейших льдах, на двух сияющих инопланетных айсбергах… Сану сносит, сносит: с бешеной скоростью летит она по гололеду его сетчатки, кувыркается на хрусталике, в склере, и — дальше! дальше! страшно-то как! — пока не достигает uterus:[18] во сне П. нередко является к ней в иньском обличье. Эта-то Инь и впускает в себя сперматозоид, в котором заархивирована вся Санина жизнь: так живчик Саны и закрепляется в матке П., становясь плодом больного воображения другой Вселенной; у П. схватки, П. кричит, П. выталкивает из себя сначала шар, а потом — привет, Пабло, привет — девочку на шаре, «тужься-тужься!», рожает, а девочка эта — «чужие дети быстро растут» — Сана: папочкиродные, не задохнуться б!