Говорят, что внутри каждой толстой женщины есть худая, страстно желающая выбраться, и каким-то образом эта только что сбежала, — понял я.
Я уставился, разинув рот от изумления, на свернувшуюся калачиком на полу большеглазую Барби, плескавшуюся в отвратительном бассейне из гнили и мерзости, и густом красном рагу из дымящейся крови и последа… Эрекция со страшной силой растянула мои трусы. Теперь у меня был выбор: я мог трахнуть любую из этих сучек — или толстую мёртвую тушу, или стройную живую куклу Барби.
Гробовщик не должен вернуться раньше утра, не ожидалось и плакальщиц, воющих по проститутке, умершей, захлебнувшись спермой носорога во время онлайн-выступления перед жадными глазами любителей зоосекса. И, конечно, уж точно никто не знал о Мисс Голая Америка, заключённой внутри неё.
Я с усилием перевёл свои глаза, жадно смотревшие на идеально сложенную Венеру, только что освободившуюся из чресел распухшего трупа, на мёртвую тварь, до сих пор находившуюся на каталке с широко раздвинутыми ляжками. Мне потребовалась всего секунда, чтобы решить — и я повернулся спиной к безмозглой новорожденной фотомодели, чтобы завершить свою трапезу.
перевод: avvakum
" Исподний пудинг "
Второе место на Шок-Конкурсе в Канзас-Сити, 2003 г.
Джеймс был влюблён в девяностопятилетнюю героиновую шлюху, что обслуживала мужчин в его семье в течение пяти поколений. Она была почти скелет, с хрупких костей которого мешковато свисала морщинистая и покрытая пятнами плоть. Будучи практически лысой, ей всё-таки, удалось сохранить несколько седых фолликулов, что цепко цеплялись к её морщинистому скальпу, сплошь покрытому печёночными пятнами. Её рот напоминал пустой кратер ввиду полного отсутствия зубов и ссохшихся на челюстях дёсен. Её увядшие груди напоминали два пустых пузыря, свисающих с груди аж до самого пупочного пирсинга, словно мячики в гетрах. Её древние бёдра были скоплением варикозно-расширенных вен, из-за чего иссохшая кожа над ними напоминала гусиную. Её половые губы свисали меж дряблых ляжек, словно высушенные волосатые занавески из вяленого мяса со сморщенным куском плоти посередине. Её зад представлял из себя один лишь копчик, что был окутан полупрозрачной кожей с просвечивающимися венами.
Вся та красота, которой при жизни она обладала, была выжата из неё до последней капли за те все годы, что она провела на спине и на коленях. Но даже не смотря на разрушительные последствия времени, Джеймс по-прежнему обожал каждый сантиметр ее тела. Когда он был ещё подростком, раздираемым изнутри буйством гормонов пубертатного периода, он тайком проникал в спальню своего отца, и, пока его старик потел и стонал промеж её уже тогда тронутых временем женских бёдер, Джеймс нюхал её нижнее бельё, попутно наблюдая за их постельными выкрутасами. Разглядывать кружевные, шёлковые аксессуары, которыми женщина прикрывала свои интимные места, ему строжайше запрещалось. Ощущение близости чего-то весьма загадочного и опасного заводило его просто невероятно. От задних частей этих шёлковых изделий исходил мускусный аромат, смешанный со следами и запахами страсти его отца, которые не на шутку разжигали его подростковые фантазии. Он представлял себя членом шведской семьи со своим отцом и проституткой, участвующим в странных сексуальных играх, что развёртывались перед ним.
Временами отец замечал его, ползающего у кровати с трусами шлюхи, одетыми на лицо, скалясь, словно измазанная в говне обезьяна. Иногда он его прогонял, но чаще всего просто улыбался и более не обращал на него внимание.
Как только Джеймс зашёл в период полового созревания, его влечение женским нижним бельём развилось в полноценную одержимость. Он мог украсть трусики и мастурбировать на них, одновременно слушая, как его отец долбит старую шлюху в задницу своим мелким членом на другом конце спальни. Его страсть к женскому нижнему белью с годами даже не думала утихать.
И вот Джеймс отпраздновал своё тридцатилетие. Уже более десяти лет минуло с тех пор, как он в последний раз видел женщину, заразившую его отца сифилисом и гонореей, которые он в свою очередь передал своей ничего не подозревающий жене.
Как-то однажды вечером, переключая каналы по кабельному телевидению, он наткнулся на её изображения в эфире теленовостей, где сообщалось то ли об убийстве какого-то полицейского, то ли о какой-то другой ерунде в этом роде. Джеймс с трудом разбирал бессвязное бормотание журналистки, так как его взгляд был прикован к проституткам, что стояли за спиной корреспондента. Клиенты продолжали как ни в чём не бывало останавливаться и садить к себе в машины проституток, не обращая внимания ни на камеры телеканалов, ни на полицейских, ни на машины скорой помощи, ни даже на фургоны “труповозок”. Их одержимость, какой бы она ни была, была намного сильнее страха ареста или же страха попасть на национальное телевидениe.