Когда он достал очередную пару трусов из груды нижнего белья с присохшей к ним супервпитывающей прокладкой, настолько пропитанной кровью, как будто её к огнестрельному ранению прикладывали, то начал вылизывать кровавую мякоть из ватного наполнителя, словно это была последняя пища на земле, при этом представляя себе, как погружает свой язык промеж её иссохших, покрытых старческими пятнами и воспалёнными нарывами ягодиц прямиком в её расшатанный анус.
Он поглядел через плечо, казалось, что она перестала дышать, затем он закрыл свои глаза и вспомнил, какой сексапильной она была, будучи на шестом десятке. Ничего на свете он не желал настолько сильно, как вылизать задний проход этой старой шлюхи.
Джеймс стащил с неё мини-юбку вместе с трусиками, старуха даже и не пошевелилась, она либо пребывала в глубоком наркотическом небытие, либо и правда отошла в мир иной. Но Джеймс был слишком возбуждён чтобы проверить её пульс, он опустился на колени и, улыбаясь во весь рот от счастья, направил свой язык промеж её ягодиц.
Это было райское наслаждение, в дополнение к вкусу лубриканта и комковатой жидкости испражнений, он представлял себе вкус своих предков, влагу и семя нескольких поколений его рода, что кончали в её изъеденную болезнями прямую кишку.
Исследуя её морщинистый анус кончиком языка, он мог чувствовать влажный вкус сифилитического члена дедушки, напоминающий прокисший крем-суп, вкус мясистых бородавок прадедушки, гангренозный вкус сифилитических язв и шанкров двоюродного дедушки, которые, словно сочащиеся гноем пулевые отверстия, покрывали весь его член по всей длине и воняли, как сама смерть в сточной канаве. Гонорея отца белым пенистым налётом покрывала её задний проход, словно вязкая творожная масса, на вкус похожая на протухший домашний сыр, и Джеймс с жадностью проглотил её целиком и полностью. Её раскуроченный анус принадлежал ему по праву рождения, и этой семейной традиции были десятки лет.
Но даже будучи в бреду романтического блаженства, Джеймс задним умом понимал, что он, возможно, выбрал не самый подходящий зад для вылизывания. Он пристально посмотрел на её бледные ягодицы, усеянные гнойными прыщами, пролежни шлюхи сочились гноем и прочими заразными жидкостными выделениями, что прилипали к волосам на старой заднице и блестели в лучах света, словно капли росы. Герпетические нарывы ярко-красным цветом обрамляли её раздолбанный анус, который уже с лёгкостью вмещал в себя банку с содовой и был скопищем раздутых от крови и пропитанных калом геморроидальных шишек, свисающих из её жопы, словно виноградные гроздья.
Желудок Джеймса вывернулся наизнанку, его рвало прямиком в её анальное отверстие и рвотные массы всасываясь в её задний проход словно потоки воды при смыве унитаза. Затем её анус ненадолго сжался, после чего изверг всё обратно.
Дряблые ягодицы старухи разошлись и выпустили из себя мощную струю из смеси жёлтой рвоты и коричневых каловых масс, что проливным дождём обрушились прямиком ему на лицо, словно оползень. Теперь он буквально был по уши в дерьме. После того, как он очистил насколько это было возможно своё лицо парой обдроченных чулок старой шлюхи и ещё нескольких приступов рвоты, он наконец набрался смелости попробовать ещё раз. Как только он приблизился к этому рассаднику инфекции, он неуверенно вытащил язык и погрузил его ей в анус.
Джеймс зажал нос и стал проталкивать язык всё глубже и глубже в тёплую, скользкую мягкость её иссохшей задницы. И в этот момент он понял истинную суть любви...
Есть говно и называть его конфетами.
перевод: Роман Коточигов
" Ожившие "
Четвертое место на Шок-Конкурсе в Нью Йоркe, 2005 г.
“…Умножая, умножу скорбь твою беременности твоей. В болезни будешь рождать детей своих...”
Бытие, глава третья, стих шестнадцатый.