– Извини, мой милый Лотар, – пробормотал Гримберт, не заботясь о том, будет ли его голос передан микрофоном. – Но мне пора идти. Надеюсь, мы еще поговорим с тобой как-нибудь. Если, конечно, от тебя останется достаточно много…
Но он уже знал, что не останется. В последнем отчаянном прыжке маркграф Салуццо попытался перескочить на соседнюю льдину, но та треснула под его весом, раздробившись сразу на множество осколков. В брызгах жижи Лотар погрузился вниз, успев напоследок испустить крик, который уже сложно было назвать криком – кислота сожрала его голосовые связки быстрее, чем те успели породить необходимое колебание. Лишь ударили по поверхности в последний раз беспомощные, выгнутые под неестественными углами, руки, да поднялось над раздробленным льдом исторгнутое его телом облако серого пара.
Прошло не меньше двух минут, прежде чем поверхность горного озера вновь успокоилась. Разрозненные осколки льдин мягко кружили по ней, безмятежные и сонные, как летние облака в небе.
Не в силах отвести взгляда, Гримберт наблюдал за ними, сам не зная, что ожидает увидеть.
– Ты идиот.
Гримберт вынужден был повернуть шлем доспеха, чтобы бросить взгляд на того, кто это сказал. Он все еще не привык к неуклюжести своего нового тела, а углы обзора были прискорбно малы. Черт, кажется, ему придется привыкнуть к этому. А может, и ко многим другим вещам на некоторое время.
– Благодарю, барон.
– Не называй меня бароном, чтоб тебя! Я не барон, а ты не маркграф! Ты полный… идиот. Ты мог убить нас обоих! Соваться в Чертову Купель, подумать только… Никогда не видел такого идиота!
Берхард выглядел как окровавленная тряпка, распластанная на снегу, но, кажется, не намеревался испустить дух в ближайшее время. Ни багровые гематомы на его лице, ни лопнувшие сосуды не могли скрыть злого блеска его глаз. Это хорошо, подумал Гримберт. Раз у него остались силы на злость, может, и выкарабкается. Злость – великий лекарь, она в силах поднимать на ноги даже тех, чья душа с трудом цепляется за тело.
– Я думал, ты и сам планировал что-то в этом роде, когда вел меня сюда. Разве нет?
– В Чертову Купель? Дьявол! Конечно нет! Я хотел заманить вас обоих под лавину на Большой Лапе. Даже подготовил заранее заряд и… кх-хх… А, к черту. Что уж теперь…
– Недурная задумка, – согласился Гримберт, глядя на спокойную поверхность озера. Альбы быстро затягивали свои раны, поверхность уже укрылась полупрозрачной легкой корочкой. Еще несколько часов и она надежно схватится, наращивая ледяной покров. – Но если прошлое и научило меня чему-то, так это тому, что иногда самая удачная задумка оборачивается черт знает чем. Мой план был проще. Я уповал на удачу.
– Удачу… – прохрипел Берхард, выплюнув на снег кровавый сгусток. – И тебя еще мнят хитроумным Пауком!.. Ты выжил не потому, что хитёр или ловок. Ты выжил потому, что тебя спасла цепь непредсказуемых совпадений. Знаешь, что это значит?
– Что?
– Что рано или поздно ты умрешь, мессир. И я рад это знать. Когда очередное совпадение окажется не на твоей стороне. Жаль, что я уже не буду иметь к этому отношения… Кхх-кхх…
– Несомненно, – подтвердил Гримберт. – Вот только…
Берхард скрипнул зубами.
– Чего ты стоишь и пялишься, ублюдок? Просто подними свою чертову ногу и раздави меня. Конечно, я предпочел бы пулю, но… Черт, не в моем положении перебирать, верно?
Он не делал попытки спастись. Не пытался отползти или прикрыться. Просто лежал на снегу в тени стального колосса, терпеливо ожидая своей участи. Словно все животные инстинкты, верно служившие ему, вдруг покинули его.
Смерти боятся те, кому есть что терять, подумал Гримберт. Что терять ему, человеку без титула, без надежды, без будущего? Если в его жизни что-то и оставалось, так это месть.
– Как ты потерял руку? – внезапно спросил он. – Это ведь было не под Ревелло, так?
Губы Берхарда превратились в кровавое месиво, но ему все же удалось улыбнуться, пусть и ценой мучительных усилий.
– Под Ревелло. В некотором смысле. Но уже после боя. Впрочем, откуда тебе помнить… Туринцы взяли меня в плен. И провели через Железную Ярмарку, как и прочих мятежных баронов. Мое тело сшили с телами нескольких других бедняг. Не такая кропотливая работа, как с Лотаром, но тоже… недурно. Моя рука вросла в чей-то бок. Но в ней остались нервные окончания. Когда я шевелил пальцами, несчастный, связанный со мной, орал от боли.
– Так ты был химерой?
– Недолго. Я отпилил свою руку. Тупым кавалерийским тесаком. И ухо, которым врос в чье-то плечо. Пришлось работать много часов, но я справился. Освободился. Жаль только, что моим товарищам по несчастью так не повезло. Отрезанная рука так и осталась у кого-то в боку. Некроз. Он закончил то, что не закончили твои люди. Что ж, лучше так, чем жизнь в образе чудовища.