Владимир Антонович передохнул, посмотрел на собеседников — все слушали молча, вдумывались в сказанное, и это польстило ему, подстегнуло, он почувствовал тот самый контакт в беседе, когда мысль доходит раньше слов, как на хорошем уроке, и он продолжал так же горячо, вернее, запальчиво.
— Если и были какие-то счеты, то это были, если скаламбурить, счеты по самому высокому счету. Конечно, тон всему задавал Гришка, тут, я думаю, Василий Михайлович со мной согласится, он всегда в рот Григорию смотрел. Ладно, не злись! Вот мы тут, например, выяснили, почему наше поколение — поколение рожденных перед войной, до сих пор остается как-то не у дел. Это не касается армии, там другое дело. Почему? Случайность? Увы! Как бы не так.., Все закономерно. Старшие поколения рождались и падали в бесконечных штурмах — гражданская, коллективизация, Великая Отечественная, потом восстановление — и все атака, все без оглядки! Оглядеться выпало нам. Но мы оказались не готовыми к такому делу. Очарованные их героикой, мы шли за ними с верой, надеждой и любовью. Мы жили их жизнями, понимаете? Их, а не своими. И они понимали, что таким, очарованным, нельзя отдавать вожжи, лучше уж самим из последних сил. Психология! Мы жили не энергией, а инерцией. Понимаете? Инерция на нас и кончилась. Опять нужна энергия, а мы дать ее не можем. И молодежь оттолкнула нас на задний план. Плакать прикажете по этому случаю? Ничуть не бывало! — живем!
И хотя Владимир Антонович произнес все это с запальчивым оптимизмом, у костра на некоторое время установилась понятная всем пауза — минута молчания, хоть SOS радируй.
— Молодежь, молодежь... — нарушил тишину эксперт. — Не нравится мне эта молодежь! Иждивенцы-потребленцы. А уж гонору, а запросов! Черт знает что.
— А что тут плохого? И гонор, как вы говорите, и запросы — это не так уж скверно, это источник энергии, которой у нас нет. А ум, образованность, характер — это тоже не абы что, — возразил Владимир Антонович.— Вот Чарусов всегда посмеивался над нами, когда мы начинали, как он говорил, бочку на молодежь, катить. «Завидуете, — говорил, — злодеи». Это у него ласковое слово было — злодеи. Он умел любить молодежь и от нас требовал того же. А снижение у нее духовности, нравственный критериев, проявления мещанства — все это относил на наш счет. И потребление тоже. Только, говорил он, они потребляют вещи, то есть чуть ли не безобидные игрушки, а мы потребляли всю жизнь более ценное — энергию предшественников, не вырабатывая ее сами. Это куда хуже.
— Гораздо хуже, — поддержал его Витязев и продолжал: — Я сужу в основном, конечно, по сегодняшним солдатам. Это умные, гордые и красивые люди. Но у них иногда смещены верные ориентиры. Они понимают так, что общественная цель — это одно, это для всех, но вроде бы не для него лично. А его личная может быть совсем где-то в стороне. Отсюда — стрельба впустую. Отсюда потребительство, мещанство, карьеризм и тому подобное. Смещение цели, так сказать,
— Вы, юристы, знаете лучше нас, что преступность остается, хоть социальной почвы для нее нету, — сказал Владимир Антонович, — В чем же тут дело? Можно ли его как-то кардинально исправить? Кто мы и какова наша роль в нашей жизни? Вот о чем мы здесь думали, говорили и спорили. Я вот на сорок пятом году жизни впервые здесь осознал эти вопросы и с помощью друзей так или иначе пытался отвечать на них. Пока только на словах. Это не ответ, конечно. Ответ — это дело, действие, процесс, так сказать. Но за словами оно должно было последовать — дело. Мы здесь не дом строили. Мы... да что там? По крайней мере, мы не счеты сводить собрались.
— Жалею, что не был вместе с вами, — сказал следователь. — В этой коллекции, может, только меня и не хватало: писатель, учитель, военный — вот как раз юриста и не хватает. Я ведь тоже с тридцать седьмого. Что, хорошо выгляжу для своих лет? Профессия спортивная! — засмеялся он. — Верно, товарищ Галайда?
Эксперт ничего не ответил, только вытащил из-под живота сучок и бросил его в костер.
— Говорите, говорите, Василий Михайлович!
— Счеты здесь ни при чем. Мы сами себе такие счеты предъявили... Не мальчишки ведь. Все эти женитьбы, деньги — ерунда все. Как правильно сказал Владимир Антонович, — мы не докатились до потребительства... и энтузиастами нас уже не назовешь. Мы не звезды, говорил Чарусов, мы только траектории падающих звезд.