"Вспомни своих! Вспомни, мать и отца! Иксу и Кинера! Кони..."
Я помню. Помню.
Помню как Икса смеялась, играя в салочки, помню как Кинер учил искать грибы. Как мама пела песню про медвежонка, а отец брал на руки подбрасывал меня и ловил.
Я помню... счастье.
Помню. Теперь помню все.
И бабушку тоже.
- Ты сможешь? Простить их? - вновь спросила Ксана.
- Я должен?
- Ты никому ничего не должен.
- Я должен тебе. Я прощаю.
Развалины вздрогнули.
А потом, за наступившей оглушительной тишиной, за Эскером пришла нежная ласковая темнота.
***
- Что ты натворила?!
- Успокойся и перестань вопить. Сорвешь горло.
- Что ты наделала?!
- Это тот же вопрос. Ты просто использовал синоним. Умное слово, да? Повторяю - уймись, сорвешь горло.
- То что... Ты сделала. Там, у крепости. Никогда, за все время пока Круг существовал, никто не смел...
- Конечно, не смел. И правильно. Сотворила я чудовищное. Преступное. Справедливое. Необходимое.
- Необходимое?
- Ты видел, как остроухие развлеклись. Это моя была деревня. Мой сын. Моя невестка. Мои внуки.
- И что... Фух. Что теперь ты намерена делать?
- Для начала, Ивасик, я их похороню. Потому стану оплакивать. А после... После отдам твоей академии крольчонка.
- Мальчонка выжил?
- Да, спрятался в подполе. Ему почти пять.
- Но ведь...
- Именно. А там, дружочек, как пойдет. Есть у тебя пара надежных ребят?
- Найдется. Тот же Сепек, славный парнишка.
- Ну и хорошо. Зови их. Берем лопаты. И ты тоже. Поможешь рыть. Только никакого чародейства, сами. Так я, дура деревенская, решила.
***
Компресс, липко прильнувший к лицу, пах ромашкой, зверобоем и чем-то медикаментозным, с названием откуда-то из середины медицинского справочника. Обрывки разговоров - упрямых споров, раздраженных обсуждений - влетали в сознание, ненадолго оставались там, оглядывались, морщились и поспешно покидали Эскера, даже не помахав на прощание. В горле больше не першило, засохшую кровь из носа вычистили. Не самое приятное занятие, чего уж.
- ... само собою, да? Взяло и рассосалось?
- Ваше королевское вели...
- Завязывай, волшбарь! Корове хвост ты уже открутил, сейчас уже быку мочалишь. И не хвост, а кой чего иное! Из этого вашего Круга прискакал специалист, пару дней тут побродил, потом его еле живого сюда приволокли и ты ко мне, сияя как эмалированной ночной горшок, немедля прихромал и доложил что сглаз эльфийский того! Вот так сразу! А подробностей, дескать, нет, колдунства секретные!
- Ваше величество, позволю себе....
Монарх бушевал еще с минуту, прежде чем Эскер отключился.
По включению Исхерад Третий в дискуссии участия не принимал. Эстафету приняла лучшая половина.
- Я, мэтр Актуриус, удивлена. Одновременно приятно и не особенно. Проклятье ликвидировано, господин Эскер ан Ауритус без чувств приносят не на постоялый двор и даже не под наши, безусловно венценосные, очи, а отчего-то сюда, в лачугу травницы из деревни... как-там? Подсолнухи?
- Лопухи, ваше величество. Я...
- Вы, мэтр, вы. В чем же была причина? Как проклятье удалось снять? Причем тут некромантия? И не надо пучить зенки Сорриниус и перхать. Я в курсе.
- Ваше... мнэ...
- Признаю, не особенно по-королевски выражаюсь. Извините мэтр. Но без подробностей отсюда уходить не собираюсь. Так вот...
Тьма вновь пришла к Эскеру.
И вновь отступила.
-... дознаватель третьей категории, Ксана и не надо изображать из себя полоумную бабку. Магия тут повсюду, струится из всех щелей, пронизывает от халупы до сада.
- Как скажешь, Анека.
- Вот так просто? Даже без "вашего величества".
- Без. Тебе оно надо, твое величество?
- Как домовому телескоп. Кто его от развалин сюда тащил?
- Сепек и Рокос. Лесничие.
- Им-то что известно?
- Ровным счетом столько же, сколько и тебе, величество.
- То есть практически нихрена. Мда, опять не по-королевски.
- Зато доходчиво.
- Мы вернемся к вопросу... позже. А что с ним?
- Будет все в порядке.
- Вы... знакомы?
- Некоторым образом.
Эскер расхохотался, раскашлялся, подавившись своевременно попавшим в рот компрессом . А потом отвлекшаяся было на постороннее уже знакомая ему тьма снова накрыла дознавателя плотным жарким покрывалом.
***
- Тебя лишат звания , сана . Привил егий. Запретят преподавать, аннулируют доступ к архивам. Решили, что именно там ты научилась... Ну, тому, что сделала.
- Понимаю. Верно, кстати, решили. Что еще, Ивасик? Ой, прости, виновата. Что еще, Актуриус Сорриниус де Сервантес, архимаг его малолетнего величества?
- Не юродствуй, Ксана. Не нужно.
- Ксана... Ха! Я вот однажды придумала как похитровыверней прозваться, знаешь? Стала Селентией Фюьюргинльдой ан Муслакс или как-то так. Что бы при одной попытке эдакое выговорить, язык в узелки сплетался. Помнится, выдержала, сколько смогла. Но таперича Ксанкой останусь с концами. Продолжу волдыри сводить, у буренок бесплодие лечить. Чем не служба?
- Ксана, я сделал все что мог. Учитывая талант и способности, а стало быть опасность которую представляешь, тебе ведь...
- Не оправдывайся. Что думаешь, не понимаю? Думаешь, не благодарна? Сама разумею, что за исход получить могла, какой вердикт Круг вынес, кабы не ты.
- Кабы не я.
- Что с крольчонком?
- Все хорошо. Видать, все выплакал. Ничего не помнит. Ну, о том, что было. И о тебе...
- Это хорошо.
- Знаешь ведь, не удержится на нем твой заговор. Медленно, но верно, выветрится. Тогда вернется все. Мальчонка умелый, таланта немалого. Рано или поздно...
- Рано или поздно.
***
Вечер подполз крадучись, слизав с неба облака и навесив вместо кучерявых клубков колючие блестяшки звезд. Чуть позже, запоздав, проклюнулась бледная луна, непропеченной оладьей зависнув над избушкой. В избушке пекли сдобу, щедро сдобренную корицей. У окна стоял видавший много лучшие вилы немолодой мерин, стоически пожевывая крыжовник.
Эскер отнял от лица прилипший компресс, сел на кровати и огляделся. В разуме, до того наполненном вихрем видений, образов и воспоминаний, воцарилась благостная пустота.
У изголовья кровати чинно поскрипывало обширное кресло-качалка. В его недрах сидела Ксана и вязала носки.
- Проклятье ушло, господин дознаватель. На случай, если тебе интересно.
Эскер встал - слабость прошла окончательно. Кресло скрипело, пальцы - огрубевшие, привыкшие к труду - методично выводили хитрые шерстяные узелки.
- Зима грядет суровая. Ноги нужно держать в тепле. - в сине-зеленых глазах шкодливым светляком плясали отраженные язычки свечей.
За окном колыхнулась ветка сирени, прижалась к стеклу.
Дознаватель помнил.
- Икса обожала сирень. Вплетала веточку в волосы.
Кресло скрипело, спицы выводили узелки.
- Вплетала. А твоя мать любила маки. Дочь мельника - львиный зев, жена старосты...
-... пионы. - закончил Эскер. Он помнил.
Ветер заколыхал сад. Сад цвел. Цвел сиренью, маками, львиным зевом, пеоном и астрами. Гвоздиками, гиацинтами, розами. Магия оплетала каждый цветок, доходила до корней, скользила по стеблям и листкам. Своеобычная магия. Характерная.
Темная.
- Тьма тьме рознь, господин дознаватель.
Эскер смотрел на маки. Маки цвели у реки. Мама плела из них венки.
С реки она не вернулась.
Эскер помнил.
- Они спят, господин дознаватель. Каждый под своим цветком, своим деревом. Спят и покой их хранит сад. Грянет холод, налетят дожди, задушит засуха - сад будет цвести. Я уйду, ты уйдешь, рассыплются косточки наши - сад будет цвести. Некромантия - инструмент, господин дознаватель. Каждый решает сам, как его пользовать.