На обратном пути Пауэрскорт расспрашивал молодого человека о других конюших и круге их обязанностей.
— После того как он заболел в свой день рождения, шестеро из нас несли круглосуточное дежурство, по четыре часа каждый. В день его смерти я, помнится, пожелал ему спокойной ночи, а потом дежурил с трех до семи. Были еще медицинские сестры, дежурившие так же, как мы, но для них отвели другую гостиную.
— Что вам сказали в три часа, когда вы заступали на дежурство?
— Сестра сказала, что принц Эдди спит и тревожить его не следует. Так что я только утром заглянул к нему узнать, не хочет ли он позавтракать или попить. Инфлюэнца порождает порой сильную жажду.
— Так кто же эти другие конюшие?
— Ну, кроме меня дежурили Гарри Радклифф, Чарльз Певерил, Уильям Брокхем, лорд Эдуард Грешем и Фредерик Мортимер.
— А кто дежурил перед вами?
— Гарри Радклифф. По словам сестры, после того как она сказала мне, что Эдди спит, Гарри отправился в постель.
— Понятно, — произнес Пауэрскорт. — Думаю, позже у меня может возникнуть необходимость задать вам еще несколько вопросов. Вы не против?
— Нисколько, — в голосе Ланкастера прозвучало облегчение, вызванное окончанием допроса.
Обогнув ограду дома, они увидели, что на Нориджских воротах уже вывешен новый бюллетень Шепстоуна.
Сандринхем, вечер понедельника. Болезнь герцога Кларенсского и Авондэйлского продолжает развиваться в худшую сторону, однако Его королевское высочество полны сил и бодрости духа.
Бартл Шепстоун, управитель Двора.
У ворот собралась небольшая толпа, в коей присутствовали и двое, одетые по-лондонски, не по-норфолкски. Лица у обоих были настороженные, любопытные, оба что-то выспрашивали местных жителей.
Газетчики, подумал Пауэрскорт. Уже слетелись.
— Очень жаль, лорд Пауэрскорт, что нам приходится знакомиться при столь печальных обстоятельствах, — майор Эдвин Дони, командир таинственного армейского подразделения, призванного сюда сэром Бартлом Шепстоуном, шел навстречу Пауэрскорту от парадной двери Сандринхем-Хауса. — Я много слышал о вашей работе в Индии.
Пауэрскорта вдруг передернуло — он представил себе, как убийца, оставшись в комнате принца Эдди наедине с окровавленным трупом, отыскивает фотографию принцессы Мэй и в приступе бешенства топчет ее, стараясь обратить в ничто, а кровь хлыщет из вен мертвеца и стекло фотографии дробится под ударами убийцы на все более мелкие кусочки. Здесь и покойнику находиться небезопасно. Даже фотографии живых, и те ожидает погибель.
— Сколько я понимаю, вашим людям пришлось сегодня после полудня основательно потрудиться?
— Да уж, пришлось, и пока они справляются неплохо, — ответил Дони. — Но к делу, лорд Пауэрскорт, вы же не без причины вытащили меня из дома.
— Разумеется, — Пауэрскорт приостановился на самом верху широкой гравиевой подъездной дорожки. Свет уже тускнел. Снег похрустывал под ногами. Пауэрскорт повел майора за живую изгородь. Некий мелкий обитатель зарослей Сандринхема метнулся мимо них и исчез в белом просторе. — Мне хотелось бы привлечь ваше внимание к крыше дома, майор Дони.
— Крыше? — Дони внутренне погадал, не сошел ли его собеседник с ума. Крыша была как крыша — с королевским штандартом принца Уэльского на флагштоке.
— Отсчитайте влево от парадного входа пять окон. И поднимитесь на одно вверх. Это комната, в которой убили несчастного принца.
Дони, все еще не обретший окончательной уверенности в здравости ума своего собеседника, отсчитал окна.
— Вы говорите об окне, окруженном не обычным красным кирпичом, а камнем? С маленьким декоративным крестом над ним?
Вдали заухала рано проснувшаяся сова. Колокола дерсингемской церкви отбили пять часов.
— Именно-именно, — ответил Пауэрскорт. — Так вот, насколько мне известно, это окно в ночь убийства заперто не было. Вы можете, конечно, спросить, почему его оставили открытым при такой-то температуре, однако люди, страдающие инфлюэнцей, или чем там страдал принц, совершают порою поступки странные. И я подумал, не мог ли убийца перелезть через крышу, спуститься по этой стороне дома, открыть окно, убить принца Эдди и тем же путем удалиться.
— Господи, спаси мою душу! — выдавил майор Дони.
— Давайте обойдем вокруг дома и посмотрим, откуда он мог начать. В вашей команде найдутся хорошие скалолазы, майор?
Мы умеем омывать мертвое тело. Мы умеем приводить в порядок залитую кровью комнату, думал Дони. А теперь этому ирландскому пэру угодно знать, не обучены ли мы также ремеслу скалолаза или вора-форточника.
Двое мужчин осматривали дом с тыльной его стороны, света здесь было немного больше.
— Я хотел бы обратить ваше внимание, — Пауэрскорт указал одним из длинных пальцев, столь очаровавших леди Люси, — на второй этаж, на окна, что несколько правее флагштока. Их здесь по меньшей мере шесть. Это и есть примерно то место, с которого следует начать нашему скалолазу.
— Вы говорите о комнатах конюших? — ошеломленно спросил Дони.
— Майор Дони, мы оба научились осмотрительности, научились хранить молчание, не говорить всего, что знаем. Увы, такова самая суть, основа нашей профессиональной жизни. Мы находимся здесь потому, что я знал — вам я могу довериться целиком и полностью, — Пауэрскорт произнес это шепотом, поскольку заметил двух не определимых в сумраке людей, направлявшихся к главному входу. — Так есть у вас скалолазы?
Этот человек не из тех, кто легко уступает, думал Пауэрскорт. Если он уступает вообще. Он ощущал в своем спутнике стальную волю, прикрываемую на людях быстрым остроумием либо неторопливым обаянием.
— Вообще говоря, есть. По-моему, даже двое. Однако я полагаю, для ваших целей хватит и одного?
— Верно. И вот еще что, на мой взгляд, попытка перейти кровлю, начав с одной из этих комнат, будет сопряжена с немалыми трудностями.
Дони даже и думать не хотелось о том, что может произойти с незваным гостем, который попытается прокрасться в ранний утренний час через комнату одного из конюших лишь затем, чтобы вылезти из окна в ночь и подняться на крышу. Он сомневался, что такому человеку удастся остаться в живых.
— Однако в четырех-пяти окнах от тех, что нас интересуют, расположена маленькая дверь. Видите ее? Думаю, наш друг-скалолаз может начать свой поход с нее. По-моему, там достаточно зацепок и опор для ног. Хотя, возможно, он воспользуется веревками и иным снаряжением.
— Веревками? — Дони напряженно размышлял, прикидывая в сумерках расстояния и высоты. — Это, конечно, не Маттерхорн. Однако, согласен, веревки могут понадобиться. Но, послушайте, Пауэрскорт, я полагаю, у человека, который смог перебраться через кровлю пару ночей назад, нашлось время, чтобы приглядеться к ней в дневное время. Он должен был походить вокруг дома, быть может, изучить крышу с некоторого расстояния, воспользовавшись, к примеру, подзорной трубой — чем-нибудь в этом роде.
— Уверен, что так и было, — ответил Пауэрскорт. — Вы предпочли бы назначить восхождение на Сандринхем на следующую ночь, не на эту? Чтобы ваш человек мог разобраться в своей задаче?
— Мне кажется, это было бы более разумным. Нам же не хочется объяснять потом, почему один из наших людей погиб, пытаясь залезть по стене на крышу Сандринхема, не так ли, лорд Пауэрскорт? — Дони потирал, согревая, ладони, и шелест их наполнял ночной воздух. — Что вы скажете о двух часах утра? И полагаю, вы хотите, чтобы я ни единой живой душе об этом предприятии не рассказывал?
— Два часа — это очень хорошо. А полное молчание, боюсь, еще лучше. И распространяться оно должно на всех.
— Даже на Шепстоуна?
— Даже на Шепстоуна, — ответ Пауэрскорта прозвучал очень холодно.
Хотел бы я знать, что у него на уме, думал Дони, пока они возвращались к парадному входу, какие страшноватые странствия совершает его воображение? Ибо Дони понимал теперь, что ключ ко всему расследованию кроется в голове Пауэрскорта, мысленно складывающего и перекладывающего кусочки окровавленной разрезной картинки.