– Ли, помоги мне понять.
– Да что понять?! Может, еще автобиографию написать и распечатать, чтобы ты оставил меня в покое? – Я все-таки делаю глоток чая, забывая, что во снах законы физики работают по-другому. Он не остыл, и я обжигаю язык. – Черт… Ладно. У меня врожденная гетерохромия, потому что у мамы глаза голубые, а у отца карие. Как видишь, на мне природа решила отыграться.
Зейн серьезен, он не смеется и не иронизирует.
– Как зовут твоего отца?
Допиваю чай и отставляю стакан.
– Саид.
Он молча разглядывает меня, как редкую диковинку или уникальный музейный экспонат. Я начинаю терять терпение, когда Зейн наконец произносит:
– Девочка-джинн… Невероятно.
Глава 3
Горсть изюма и сладкая курага, оставляющая на языке мягкое послевкусие. Звуки арабской лютни. Зейн выжидательно смотрит на меня, пытаясь понять, какое впечатление произвели его слова. Медленно тянусь через стол, будто собираюсь раскрыть страшный секрет. Он подается навстречу, и когда мы оказываемся на расстоянии поцелуя, я шепчу ему на ухо:
– У меня нет лампы…
Зейн поворачивается в недоумении. Он явно ожидал чего-то другого.
– Какой лампы?
С непринужденным видом возвращаюсь на подушки, не забыв прихватить с собой варенье из айвы с грецким орехом.
– Ну знаешь, беспризорник Аладдин из Аграбы, его ручная обезьянка и синий джинн – исполняющий желания раб волшебной лампы. – Пробую терпко-сладкую мякоть и невольно зажмуриваюсь от удовольствия.
Пару секунд Зейн молчит, изучающе разглядывая меня – так, будто видит впервые.
– Серьезно? Ссылаешься на диснеевские мультфильмы? – Он хмыкает, а потом в темных глазах вспыхивает пылающий огонь, и я замираю с поднесенной ко рту ложкой. – Впрочем, одно мое желание ты действительно можешь исполнить, хоть и похожа больше на принцессу, чем на джинна.
– Твоими стараниями.
Моей невозмутимости позавидовал бы и чемпион по игре в покер, но на самом деле я просто устала. Сумбурная поездка в Неаполь, проваленные на работе дедлайны, вернувшееся воспоминание из детства, знакомство с Зейном, его проникновение в мой сон и расспросы про отца – чересчур много для пары дней. Ощущаю себя разбитой. Если бы прямо сейчас наступил конец света, меня хватило бы лишь на то, чтобы сфотографировать ядерный гриб и снова лечь в постель. Кажется, Зейн понимает это.
– Не веришь? – Пламя гаснет, обращаясь в черный пепел внутри темной радужки. – Ли, ты – дочь джинна. Полукровка. Именно поэтому ты умеешь контролировать сны, и именно поэтому я не догадался об этом тогда, в Италии. Я не почувствовал в тебе магию, потому что ты человек. Огонь твоей души не вспыхивает в глазах в моменты, когда ты испытываешь злость, страх или… возбуждение.
Вспоминаю, как он касался меня прошлой ночью. Ощущение густых вьющихся волос под пальцами. Горячие губы на обнаженном животе.
– У джиннов есть душа?
Во мне говорит то ли желание спровоцировать его, то ли узнать, хотя то, о чем он говорит, звучит слишком фантастично. Зейн усмехается.
– Только душа у нас и есть. Рожденная волей Аллаха в цветущей после дождя пустыне, свободная и своевольная, как внезапно возникающая песчаная буря… Разве ты не чувствуешь отголоски этого вихря в своем сердце, Ли?
В первую секунду мне хочется съязвить, но я тут же понимаю – Зейн прав. Все внутри противится этой правде, потому что я знаю: она изменит мою жизнь. Хочу ли я этого? Нет. Меня устраивает то, как я живу сейчас: любимая работа, путешествия в реальности, ни к чему не обязывающие романы во снах. Этот самоуверенный араб с зелеными кудрями – прямая угроза той хрупкой стабильности, которую я с таким трудом выстраивала после того, как мы с мамой остались одни. Зейн не замечает, что я напряглась. Или предпочитает делать вид, что не замечает, продолжая рассказывать о существах, которые до сегодняшнего дня были для меня исключительно персонажами из детских сказок.
– Конечно, существуют и женщины, джинири. Но среди детей, рожденных от союза джинна и человека, я никогда не встречал девочек. Особенно таких…
– Каких? – Не могу удержаться от вопроса, хотя знаю, что Зейн ждет, что я задам его.
Он вдруг оказывается близко. Так близко, что запах шафрана, которым пахнет его кожа, становится сильнее окутавшего шатер аромата благовоний. Ловлю пристальный взгляд. У Зейна темные, почти черные глаза, но вокруг зрачка, подобно пескам Сахары, сияют золотистые искры. Его глаза – неутоленная жажда и обещанный оазис, песчаная буря и первые капли дождя. Я смотрю в них, и начинаю терять нить иллюзорной реальности сна.
– Таких самостоятельных. Таких умных. И таких сладких… – он произносит последнее слово, и оно отдается в сердце легкой тахикардией. Это какой-то бред, наваждение. Он почти целует меня в шею, когда в сознании проносится короткая и резкая мысль: «Нельзя!» Зейн полностью владеет ситуацией. В отличие от меня. Отстраняюсь, пытаясь сохранить остатки самообладания.