Деньги, понятно, нужны всем, но Евгению Евгеньевичу они были нужны особенно. Траты на невинную страсть к антиквариату были сравнительно невелики: Евгений Евгеньевич не только знал наперечет все московские лавчонки этого толка, но и чувствовал себя как рыба в воде на парижском Блошином рынке, тем более что сносно говорил по-французски. Он разбирался в антиках подчас лучше самих московских антикваров и не раз за сравнительный бесценок покупал вещи, которые после небольшой реставрации у него приняли бы обратно втридорога. Домработница-молдаванка работала, считай, задаром. Массаж, сауны, косметичка и визажист влетали, конечно, в копеечку, но основные расходы Евгений Евгеньевич нес на содержание, как говорили некогда, своих присных, а проще – прихлебателей. И на заграничные путешествия.
На своем содержании он имел чуть не с десяток взрослых человек. Ну, Паоло не в счет. У Евгения Евгеньевича был семидесятилетний отец-кинорежиссер, который много лет назад потерял работу, плюнул на свою неверную профессию, но продолжал исправно, раз в два-три года, жениться. Ему нужно было подкидывать. К тому же в одном из прошлых браков отца – хорошо, только в одном – у Евгения Евгеньевича образовался братишка, и этого тоже нужно было поддерживать.
Но это были пустяки по сравнению с тратами на возлюбленных. Рассматривая себя в зеркале, Евгений Евгеньевич видел, что стареет, но не паниковал и не впадал в истерику, как это свойственно дешевым педовкам. Лишь старался с мудрой грустью много пожившего и усталого человека преклонить голову перед неумолимым током времени. И не сдавался, конечно. Он иронически вспоминал папашу Карамазова, который объяснял недогадливому Мите, отчего ему, старику, нужны деньги: скоро они по доброй воле сами уж не пойдут. Одному своему избраннику Евгений Евгеньевич целиком оплатил обучение в Тимирязевской академии – парнишка любил растения и мечтал стать агрономом. Другому купил место бармена не где-нибудь, но на Старом Арбате. Наконец, под нынешнего, Валерку, пришлось приобретать дорогую машину, поскольку, как выяснилось, у парня – мечта стать автогонщиком. Вот на эту самую машину, приобретенную, конечно, на собственное имя, деньги и понадобились. Да еще заплатить кое-что по неотложным обязательствам. Сам Евгений Евгеньевич не только не водил автомобиль, но боялся техники, даже в лифт входил с опаской, и парень получил доверенность, так что теперь у Евгения Евгеньевича образовался и автомобиль, и личный шофер. И немалый по его меркам долг.
Евгений Евгеньевич отчетливо понимал, что покрыть этот долг он никогда не сможет, потому что никакими рецензиями и статьями, разъездными лекциями и сидением в фестивальных жюри он эту сумму не соберет. Даже если сто лет писать Оксане Маклакчук колонки бесплатно – не расплатиться. Но также и понимал, что чем богаче люди, тем менее они склонны долги прощать – на этот счет у него иллюзий не было. А значит, так или иначе, но этот долг рано или поздно придется оплатить. То ли из-за значительности суммы, то ли потому, что Евгений Евгеньевич понимал, что у него в запасе уже нет ста лет, этот долг стал его тревожить: прежде подобные пустяки не слишком его заботили. Ночами, под утро, в бессонницу, ему вдруг стали приходить в голову нелепые фантазии. Вот получил бы он наследство. Но от кого и откуда? Или – не сбежать ли, скажем, в Италию, отжиться, так он выражался, по аналогии, наверное, с отдохнуть или с отсидеться. А что, сдать его четырехкомнатную квартиру в Большом Каретном переулке тысячи за три-четыре условных единиц, идиотское ханжеское выражение, нанять домик с розовым садиком где-нибудь под Флоренцией… Нет, и там найдут.
3
В тот вечер Евгений Евгеньевич пришел в клуб совсем разбитым. И не пошел бы, но погнала одна нелепая, но неотвязная мысль: если он не будет появляться, то Маклакчук, чего доброго, подумает, что он меня бегает, как магнат-украинец однажды выразился при Евгении Евгеньевиче про какого-то другого своего должника.
Евгению Евгеньевичу, как человеку мнительному, стало казаться к тому же, что Маклакчук в последнее время стал с ним прохладнее. Было томительно. В таких случаях Евгений Евгеньевич бормотал под нос: