Пейджи неожиданно прервала молчание:
— А я проголодалась!
Обед уже давно остыл, но тем не менее они поглощали его с удовольствием, чувствуя, что стали ближе друг другу.
— Знаешь, чего мне хочется на самом деле? — сказала Пейджи, отправляя пальцами в рот клейкий ломтик баклажана. — Я хочу стать матерью для всего мира. Что-то вроде более веселой версии матери Терезы.
Сюзанна, дойдя до точки, когда уже можно просто улыбаться, разразилась неудержимым смехом. Они выпили еще вина, и Пейджи рассказала пару ужасных анекдотов, а затем они вместе вымыли посуду. Потом Пейджи переставила маленькую лампу на центр кухонного стола. На лице у нее появилось прежнее упрямое выражение.
— Я кое-что купила для нас в деревне. И если ты снова начнешь смеяться, перестану с тобой разговаривать до конца жизни.
— Хорошо, я не буду смеяться.
— Обещаешь?
— Обещаю.
Пейджи открыла один из кухонных шкафчиков и достала дешевый альбом для раскрашивания и новую запечатанную пачку цветных карандашей.
Сюзанна все-таки рассмеялась:
— Ты хочешь, чтобы мы раскрашивали?
Пейджи посмотрела на нее с вызовом.
— А что, у тебя с этим какие-то проблемы?
— Вовсе нет! Это просто замечательная идея. — Неожиданно для самой себя Сюзанна заключила сестру в объятия и прижала так, что Пейджи ойкнула.
Две сестры Фальконер сдвинули вместе стулья и уселись рядышком за столом, склонив головы над альбомом для раскрашивания. Сюзанна работала с левой страницей, а ее сестра — с правой. Пейджи смешно разукрасила в розовые тона доставшуюся ей корову, а сверху подрисовала ей огромную шляпу. Ее артистическая натура не обращала внимания на черные жирные контуры рисунка, несмотря на то что ее домовитая душа мечтала о прочных, надежных границах.
Сюзанна аккуратно обводила все отдельные части своей Леди Свинки, а затем тщательно закрашивала их различными цветами. Она обнаружила, что нажим в альбоме для раскрашивания дает прекрасные результаты, хотя в реальной жизни все было по-другому.
— Так нечестно, Сюзанна! Ты затупила голубой карандаш. Я не выношу, когда карандаш плохо заточен.
Поскольку Сюзанну больше беспокоило возвращение жизни в ее прежние границы, а не карандаши, она отдала Пейджи все острые карандаши, оставив затупленные себе.
После этого обмена ничто уже было не в состоянии омрачить их счастья.
Глава 24
Митч стоял на краю патио, глядя вниз сквозь темные стекла летных очков в серебряной оправе на уединенный клочок пляжа. На спине его бледно-голубой трикотажной сорочки выступило напоминавшее заплату пятно пота, а серые спортивные брюки за время длительного перелета изрядно помялись. Но, наблюдая за двумя женщинами внизу, игравшими в волнах прибоя, он меньше всего думал о свежести своей одежды.
Тело Пейджи с ее полной, бросающейся в глаза грудью было более чувственным, но Митча почему-то привлекли стройные, безукоризненные формы Сюзанны. Капли воды бриллиантами переливались на ее плечах, груди и на ровном плоском животе. Вода, скатываясь со спины, наводила глянец на маленькой прелестной попке.
Он знал, что подсматривать не следовало бы, но вид ее тела настолько захватил его, что отвернуться оказалось выше сил. Не возжелай жены партнера своего, шепнул ему внутренний голос. Но он возжелал жену партнера своего, причем уже давно.
Митч не мог точно определить, в какой момент их знакомства, продолжавшегося уже несколько лет, дружба перешла в любовь, а привязанность — в желание. Не было такого мгновения, указав на которое, он мог бы заявить: «Вот оно! Именно сейчас я понял, что Сюзанна Фальконер — та женщина, которую я искал всю жизнь». Он и не помышлял влюбляться в нее. Ведь это так хлопотно. Так неудобно. Это категорически противоречило его моральным принципам. Но один лишь вид Сюзанны наполнял его таким пронзительно-сладостным чувством, какого не вызывала в нем еще ни одна женщина.
И лишь сейчас, когда фарс ее брака наконец закончился, к этому чувству перестал примешиваться гнев. Все эти годы, бывая рядом с ней, он был вынужден сдерживать свои эмоции. Ни разу ничем не выдал он себя. Но когда услышал о происшедшем, внутри что-то сломалось. Ему захотелось хорошенько встряхнуть Сюзанну — за ее глупость, за потерянные ею годы терпеливого ожидания. Захотелось трясти до тех пор, пока не останется ничего, что делало ее рабыней чувств, которые она питала к Сэму Гэмблу.
А сейчас ему же придется ее утешать. Придется стать добрым старым Митчем, похлопывать ее по спине и притворяться, будто печалится вместе с ней. Придется строить из себя сочувствующего и понимающего друга, в то время как ему вовсе не хочется прикидываться другом, а хочется выбить чечетку и заорать: «Скатертью дорожка!»
И еще ему хотелось, чтобы она тоже сделала кое-что. Чтобы посмотрела ему в глаза и сказала: «Слава Богу, все позади. Теперь у нас с тобой появился шанс».
Но Сюзанна никогда не допускала подобных вольностей, и он знал, что ждать ему нечего, — может, когда-нибудь в будущем, если это вообще возможно.
Последний поворот событий в «Сисвэл» еще больше все осложнил. Вспомнив о кризисе, возникшем столь внезапно, он стал прикидывать, что будет делать, если она еще не готова к возвращению и не поедет с ним.
Пейджи глянула в сторону коттеджа, и ход его мыслей прервался. По тому, как застыло ее тело, он догадался, что она заметила его, но отворачиваться не стал. Сюзанна продолжала резвиться в волнах, и он понял, что сестра не поделилась с ней новостью о появившемся наблюдателе. Раз Пейджи ничего не сказала, то и он будет молчать. И он продолжил наблюдение.
Поднявшись с пляжа в патио, Сюзанна изумилась, увидев мужской затылок и плечи, возвышавшиеся над одним из стоявших в патио стульев. Повернувшись, Митч заулыбался, и на металлической оправе его очков засверкало солнце, когда он стал подниматься ей навстречу.
— Ба, никак это леди, что исчезла из «Сисвэл»!
— Митч! Что ты здесь делаешь?
— Да вот, случайно пробегал мимо и решил зайти.
Сюзанна бросилась было к нему, но вспомнила, что на ней ничего нет, кроме пляжного полотенца. Потуже затянув его, она наклонилась и чмокнула его в подбородок, поросший несвойственной ему ухарской щетиной.
Он на мгновение коснулся рукой ее поясницы:
— Я беспокоился о тебе. Прошло уже три недели.
Неужели это было так давно? Сентябрь сменился октябрем, а она даже и не заметила.
— И ты приехал так далеко только потому, что беспокоился?
К ее удивлению, уголки его губ сжались в легкой гримасе огорчения.
— Ты могла бы и позвонить, Сюзанна. Тебе следовало бы знать… — Он прервался, отвлеченный чем-то позади нее.
Сюзанна повернула голову, чтобы выяснить, в чем дело, и, к своему неудовольствию, увидела Пейджи, стоявшую на краю патио с обернутым вокруг бедер пляжным полотенцем и с обнаженной грудью, коричневой, как у таитянских женщин с полотен Гогена.
— Так, так, так, — сказала Пейджи. — Мистер… Блэк, если не ошибаюсь?
— Блейн, — поправил Митч. Некоторое время он смотрел ей в лицо, затем медленно наклонил голову, и стало очевидно, что он демонстративно уставился через свои темные очки на ее грудь. — Пейджи, вы прекрасно выглядите.
Сюзанна смутилась. А потом подумала, чего, собственно, ей смущаться. Эти двое оба были профессионалами. Митч определенно знает, что делает, ну и Пейджи — должна же она пустить в ход свои собственные штучки.
Пейджи посмотрела на Сюзанну, явно ожидая поддержки. Сюзанна подняла бровь.
Ты сама в это влезла, сестра моя. Сама и выбирайся!
Она увидела, что Пейджи приходит в смятение. Митч упрямо не отводил глаз. Тут Пейджи деланно зевнула, словно все это настолько скучно, что и говорить не о чем.
— Ужасно хочется пить, — сказала она. — Пойду, пожалуй, приготовлю чего-нибудь выпить.
Сюзанна едва сдержала желание зааплодировать сестре за ее задиристость. Пейджи поняла, что проиграла сражение, но она пала сражаясь.
Однако у Пейджи в запасе оказался еще один выстрел: