Бедный Макс! Каждый раз, отправляясь в загс, он наивно полагает, что это в последний раз, и выбалтывает очередной супруге секреты доходного бизнеса!
– Вот, – продолжала Алиса, – поживу пока у тебя, а мебель прихватила, чтобы новой мадам слишком уютно не показалось. У тебя ведь две комнаты для гостей? Так я сама в одной устроюсь, а в другой пусть мебель пока постоит.
Ну уж нет!
– Может, лучше в сарай занести… возле гаража?
– В сарай? – взвилась Алиса. – Ты с дуба упала? В сарай антиквариат восемнадцатого века! Нет уж, пусть тогда твои дрова вынесут, а мои бесценные вещи разместят как положено.
Немного попрепиравшись, пришли к компромиссу. Комната для гостей, где поселится Алиса, будет обставлена ее мебелью. То, что не поместится, и прежнюю обстановку снесут в сарай.
– Шевелись, ребята, – командным голосом распорядилась балерина, – хо́дите, словно у вас жопы свинцовые.
– Алисонька, – робко попросила я, – ты не могла бы не ругаться?
Подруга уставилась на меня в упор огромными зелеными русалочьими глазами.
– Я? Ругаюсь? Офонарела совсем. Да я никогда не произношу бранных слов! Вот, стоит только оказаться на правах временной приживалки, как сразу начинаются попреки и издевательства!
И, ухватив цепкими пальцами, унизанными бриллиантовыми перстнями, огромную клетку, укрытую платком, она, горестно вздыхая, пошла по коридору.
– Кто у тебя там? – безнадежно спросила я.
– Фредди, – пояснила Алиса, – обезьянка, Макс подарил на Новый год.
Я так и села. Ну только обезьян нам тут не хватало.
Глава 4
В Международный Литфонд я подъехала около полудня. Конечно, вполне вероятно, что дама по фамилии Сундукян не имеет никакого отношения к погибшей, но у меня просто не существовало других версий и следовало проверить эту.
Женщина, ведавшая путевками, крайне внимательно отнеслась к просьбе. Скорей всего ее тронула рассказанная история. Мы летели вместе с Сундукян из Парижа и случайно обменялись похожими дорожными сумками… Большая, аппетитная коробочка шоколадных конфет уютно легла на письменный стол. Сотрудница Литфонда споро порылась в картотеке и, любезно улыбаясь, сообщила:
– Улица Черняховского, дом 4. Здесь, в двух шагах, наши писательские кооперативы.
Приободрившись, я порулила за угол. Двери подъездов щетинились домофонами. Но сколько ни жала я на кнопки, из квартиры, принадлежавшей Нине Вагановне, не доносилось ни звука. В задумчивости я закурила, облокотившись на «Вольво». Внезапно на улицу вышла худенькая женщина, держащая на руках щенка мопса.
– Не закрывайте, – попросила я.
– Вы к кому? – настороженно поинтересовалась дама, спуская собачку на тротуар.
– Сундукян тут живет?
– Ниночка? – переспросила владелица мопса. – Давно квартиру сдала, бедняжка.
– Почему бедняжка? – поинтересовалась я.
– Вы ей кто? – вопросом на вопрос ответила собеседница.
Я лихорадочно соображала, кем назваться, чтобы заставить даму разоткровенничаться. В голову пришла блестящая мысль. Вытащив из сумочки французский паспорт, я мило улыбнулась.
– Работаю в парижском издательстве «Пингвин», вот решили печатать серию книг российских авторов, может быть, начнем с произведений Сундукян. Отправили на разведку.
Дама подхватила не успевшего ничего сделать щенка и предложила:
– Пойдемте наверх, выпьем по чашечке кофе. Вас только стихи интересуют или проза тоже?
– Нам нужно все, – обнадежила я писательницу, устремляясь в довольно темный подъезд.
Допотопный лифт с железными распашными дверями вознес нас на пятый этаж. Недоумевающий мопс жался к хозяйке. Дама загремела ключами и пихнула пальцем в соседнюю дверь.
– Вот тут Ниночка проживает. Мы с ней дружим.
– Значит, можете о ней рассказать?
– Зачем? – поинтересовалась женщина и церемонно представилась: – Будем знакомы, Татьяна Косолапова, прозаик.
– Видите ли, Танечка, наше издательство частное, принадлежит одному хозяину, господину Равелю. Человек строгих принципов. Прежде чем печатать книгу, он узнает об авторе поподробней. Господин Равель крайне настороженно относится к людям нетрадиционной сексуальной ориентации, бывшим уголовникам, многократно женатым… Произведения таких авторов не принимает, как бы хороши они ни были.
– Смешно прямо, – резонно заметила Таня, ставя чайник на плиту, – всегда считала, что основной критерий – покупаемость книги, коммерческий успех.
Понимая, что не слишком удачно выбрала образ издателя, я принялась выкручиваться: