– Хорошая мысль, – согласился Вербицкий. Значит «крота» надо искать там?
– Это только гипотеза, товарищ старший следователь по особо важным делам. В хранилище знают о доставке денег, но не знают конкретной суммы, маршрута инкассаторов и точного времени доставки. Примером может служить сегодняшняя ситуация. Кто из служащих хранилища мог знать, что бронированные фургоны сокращают путь через проходные дворы, игнорируют утвержденный маршрут и работают как им удобно?
– Ты меня совсем запутал, Мякишев, – сердито проговорил генерал.
– Я просто рассуждаю, Михал Степаныч. Мы приехали сюда вместе около часа назад, я не могу знать больше, чем вы.
Учитывая, что генерал вообще не высказал никакого предположения, подполковник хорошо подколол своего начальника. Вербицкий это оценил и поспешил на помощь, увидев легкое покраснение на лице генерала.
– Мне нравится ход мыслей подполковника, Михал Степаныч. Я возьмусь за это дело сам, пора остановить налеты. Хотел бы просить вас выделить его группу для поиска бандитов.
Генерал надул щеки.
– Нет проблем. Если прокуратура считает нужным, берите кого хотите. Мне важен результат. Но вы должны понимать одно. Если все налеты совершила одна банда, то на сегодняшний день в их кармане собралась сумма, составляющая больше трех с половиной миллионов в твердой валюте.
Генерал козырнул и направился к своей машине.
– Что еще скажешь, Сережа? – Вербицкий с легкостью перешел на «ты», глядя вслед уходящему генералу.
Мякишев не возражал против «Сережи», все лучше, чем «подполковник Мякишев». Тем более что он был ровесником Вербицкого.
– Дело начали еще летом, – быстро заговорил Сергей. – Налет на пост ГИБДД, тридцатый километр трассы «Е-20». Гаишников оставили живыми. Унесли шесть «калашниковых» без боеприпасов, их попросту не было, и пять пистолетов ПМ с обоймами. Первое ограбление совершили осенью на том же шоссе. Деньги везли из аэропорта. Налетчики были вооружены автоматами, но никого не убили.
– Патронов не было?
– Патроны для них не проблема. Одного вида «калаша» хватило. Сейчас они в упор расстреляли инкассаторов. Если автоматы принадлежат посту гаишников, то орудует одна и та же банда.
– Наводчик и есть глава банды, Сережа. Это очень умный, солидный и всеми уважаемый человек. Вряд ли исполнители знают его в лицо или по имени. Выдвигаю предположение, что в каждом налете используют новых отщепенцев. Одноразовый товар. Им дают схему, оружие и вперед. Дело сделал, получай долю, сдай оружие и гуляй.
– Гуляют. Где-нибудь на городской свалке. Вербицкий глянул на Сергея:
– Ты читаешь мои мысли.
– Они слишком прозрачны, вы же со мной в поддавки играете, Илья Алексеич.
– Хорошо, не буду.
– С чего начнем?
– С трупов, которые, как ни странно, умеют разговаривать. Первое ограбление совершено в сентябре. Сегодня на дворе март. Меня интересует, сколько бандитских разборок произошло за это время, кого убили, кто уцелел, кого задержали.
– Искать трупы на свалках не будем? – спросил подполковник.
– Нет, конечно. Они всегда вызывают вопросы, а бандитская разборка не вызывает, там все ясно. Как теперь модно говорить: «Не поделили сфер влияния» – тема закрыта. Вот почему боссу выгодно нанимать отморозков. Они делают свое дело, а потом подыхают на стрелках. Одно мне в этой схеме не нравится: им приходится отдавать долю. Проще не отдавать, но тогда их надо убирать сразу.
– Скажите, Илья Алексеич, почему так называемый босс должен быть чистым и пушистым? Почему не старым опытным волчарой, вором в законе?
– Тут все просто, Сережа. Три миллиона евро – серьезные деньги. Они не предназначены на карманные расходы и гулянки на малине. Их надо отмыть и пустить в дело, а не разбрасывать по кабакам. И в общак валюту не откладывают. На кутеже они давно попались бы. Но за последние полгода в автосалонах не продали ни одного достойного автомобиля, не купили ни одного загородного особняка за серьезные деньги. Мутная водичка отстаивается, и никто ее не тревожит.
– Но здесь не пуп земли. Их можно переслать в Москву, Питер. Там найдут им применение.
– Кто перешлет? Вор в законе? Да они матери собственной не доверяют. Среди воровской братии нет солидарности. О «понятиях» все давно забыли, беспредел правит бал. Увидимся вечером в конторе. Попроси ребят, пусть сгоняют в больницу – меня беспокоит судьба майора Гордеева. У него же жена на сносях. Как она выдержит такую новость.
– Я сам к нему поеду. Антон – лучший опер в моем отделе. Мужик он сильный, выкарабкается.
Единственным журналистом, которого допустили к «телу», как тут говорят, был Олег Громов. На входе в больницу выставили милицейский пост и отменили посещение, меры предосторожности задним числом. Шестнадцать пуль выпустили в тело беспомощного больного.
Громов сделал два десятка фотографий и вышел из палаты. В коридоре стояли главный врач, следователь Вербицкий и подполковник Мякишев. Всех Громов знал. Он начинал карьеру с репортера уголовной хроники пятнадцать лет назад, а сегодня руководил одной из самых читаемых газет города. Странно, что Вербицкий попросил именно его приехать на место происшествия – главный редактор не занимается подобными вещами. Но после того как он побывал в реанимационной палате, все встало на свои места. Он мог бы промолчать. Получил эксклюзив и радуйся. Но Громов с юных лет дружил с Вербицким, к тому же не считал себя глупее других. Его амбициозный характер не давал душе покоя и доставлял много неприятностей. Слишком часто он шел напролом там, где требовалась гибкость и осторожность. Старые друзья представляли собой два полюса со знаками плюс и минус, а они, как известно, притягиваются.
– И ты хочешь, чтобы я эти снимки поместил на первую полосу? – начал без обиняков Громов, подходя к тихо беседующим людям. Всем было понятно: вопрос обращен к Вербицкому.
– А для чего же, по-твоему, я тебя вызвал?
– Парень, которого расстреляли в упор прямо в реанимационной палате, никакого отношения к милиции не имеет. Убийцы могли этого не знать, но те, кто их послал, знают, кого хотели шлепнуть.
– Все ошибаются. Имя опера, подстрелившего налетчиков, они вычитали из газет. В какую больницу его увезла «скорая», тоже узнать нетрудно. Сложнее выяснить, в какую палату его поместили, и добраться до него. Но и это они сделали. Грубо, по-хамски, но сделали. Они ничего не боялись. Автоматная пальба подняла людей на ноги, но бандитам удалось уйти. На дворе стояла ночь.
– Но правда обычно всплывает на поверхность, Илья. Не строй иллюзий.
– Сошлемся на журналистов, мол, это они напутали. Антон Гордеев находится в командировке, а налетчиков на инкассаторов подстрелил Виктор Юсупов, обычный постовой. Завтра его портрет вывесят в черной рамочке в холле отделения милиции.
– И все отделение должно оплакивать парня, которого никто в глаза не видел? Конспиратор.
– А почему ты решил, что убитый не был милиционером?
– С того самого, товарищ следователь. Убит летчик. Капитан Мерешко. Он разбился три дня назад при посадке на военный аэродром. Шасси отказало.
– Кто об этом знает? Разве ты сообщал об аварии на страницах своей газеты?
– Начальник военного округа запретил.
– Вот видишь. Капитан служил в авиационном полку три месяца. Командировочный. Его никто не знает. Тело отошлем на родину, а милиционера-героя похороним с почестями в закрытом гробу. Нам нужна твоя помощь. Твоя газета имеет авторитет у читателей.
– Не подлизывайся, Илья. Я пойду на сделку, если вы мне скажете правду.
Вербицкий взглянул на врача и кивнул.
– К вечеру Гордееву стало хуже, – начал врач, – и мы перевели его в палату интенсивной терапии, а в его палату поместили капитана Мерешко, он находился в стабильном состоянии. Документально мы этот перевод не оформляли и потому в регистрационном журнале приемного покоя остались старые данные. Убийцы проникли в больницу ночью, взломали дверь справочной, проверили журнал, поднялись на третий этаж, оглушили ночную медсестру и, ворвавшись в палату, открыли огонь. Потом мгновенно исчезли.