…
- Вот, пожалуйста, - махнул рукой куда-то в сторону.
Резвое движение в заданном направлении. Рычу, кричу, пищу, все еще сопротивляюсь.
Но еще миг – и швырнул меня на диван. Не удержалась, рухнула на карачки. Попытка встать. Оглянуться, но растрепанные волосы мешают полностью охватить картину целиком.
Движение вдогонку, и, хватая меня за шею, оборачивая к себе лицом, разъяренно вжимая меня в софу, издает злобный, утробный, животный рык, сплевывая мерные слова:
- ТЫ ЧТО ТВОРИШЬ, С*КА?! Сначала следак, а теперь… вообще вся толпа? Ты окончательно сошла с ума, или ЖИТЬ… НАДОЕЛО?!
Смеюсь ядовито в ответ, собрав остаток сил на решающий бой.
- Че ты ржешь?! – мерзко скривился. Пристальный, душераздирающий, взбешенный взгляд в глаза, глубиной до самого потаенного.
Победно улыбаюсь. Молчу. Душит, временами сдавливает горло, но лишь на мгновения, когда эмоции совсем уже зашкаливают и нет больше сил сражаться со своим разгоряченным безумием.
- Или ты думаешь, я всегда буду с тобой хорошим мальчиком?
Ухмыляюсь.
- Думаешь, не могу раздавить тебя, да? Или не найду для этого смелости и желания? Чего ты добиваешься?!
Бесстрашно хохочу, ухмыляюсь.
Еще один вдох – и выстреливаю ему словами прямиком в его нестабильное сумасбродство.
- Ты даже не способен меня удовлетворить, а не то, что бы на что-то большее...
Обмер, побелел, глаза округлились от ужаса и моего шального бесстрашия.
Но еще миг, и замер, застыл.
Чередуясь, сражаясь с надрывным дыханием, ополоумевши рычит:
- Я же, с*ка, сейчас тебя вы**у как последнюю шлюху,… и никто уже не поможет!
- Ну, так, вперед, или опять просто слова?
Еще сильнее побледнеет; поежился. Но, затем миг, и молча, нахрапом хватает за руки, силой разворачивает к себе спиной, ставя на колени. Жесткое, бешенное, лихорадочное движение – живо кинулся к своим брюкам и стал расстегивать их, еще миг – и разорвал на мне белье.
Секунды грубых, аляпистых движений - и кричу, отчаянно громко рычу, чтобы пронзить, докричаться до его одурманенного сознания.
- Чтоб ты, УДАВИЛСЯ, ТВАРЬ!
Обомлел.
- … своей похотью и властью. С**ин сын. Что? Чего замер? Насилуй, ублюдок, НАСИЛУЙ! Как это ты делаешь каждый день со мной, каждый раз, когда меня тащат на допрос к твоему гребанному другу-следаку в кабинет. НАСИЛУЙ, или как всегда не доведешь дело до конца?! Сбежишь, подлое животное?! Над слабыми любишь потешаться, упиваться своим превосходством?! Ну, так БЕРИ, ломай, кроши и РВИ … да выбрасывай! Унижай, как ты это любишь! Раздави меня полностью… и сотри с лица земли. Это же так достойно и по-геройски…
Ну же, ДАВАЙ! – хватаю его сплывшие с меня руки обратно и укладываю на задницу, - до боли, до криков, до крови и слез – и пока жизни во мне не останется.
Жуткие мгновения молчания, оцепления, внутренних рассуждений, и дернулся от меня, словно от кипятка.
Невольно пнул в сторону, отчего подалась немного вперед и плюхнулась лицом в обивку. Быстро сорвался на ноги, машинальные движения, одеваясь – и тотчас скрылся из виду долой…
Мразь. Сука,
а не Клёмин …
…
Отчаянно застонать, рухнуть на диван, перевернуться на спину. Выдохнуть.
Внутри все еще сжимал меня страх, а конечности дрожали от напряжения. Бешено колотилось сердце.
Но я всё еще жива,… жива и уже свободна.
Глава 14. Жирная точка
***
Прошла неделя. Клёмин не объявлялся, и на ковер к следователю пока больше никто не вызывал.
Взять пару лишних ночных дежурств, чтобы не оставаться дома наедине со своими мыслями. Полностью загрузить себя работой, вместо сна – натяжное кофе.
Срываюсь, рычу, психую.
Не знаю, что со мной происходит. Видимо, просто не выдерживаю это ожидание. Неизвестность. Сработал ли мой отчаянный план? Или же... всё станет еще гораздо страшнее и жесточе?
А что, если, он, и вправду, захочет повесить на меня это убийство? Раскроет мой истинный мотив (а не глупые догадки и бредни, что сочинил Колмыкин), а там и вовсе… всучит пистолет с моими отпечатками пальцев (ведь, я не знаю, с которого стреляли, да и не нашли еще орудие убийства, только застрявшие пули в плоти подонка).
Вдох-выдох.
Порой, я начинаю понимать курильщиков. Этой вонью и дерьмом заглушить собственную никчемность, что засела внутри. Присесть и скамейку и украдкой уловить привычный (как для невольно пассивного курильщика) зловредный запах. Вдох-выдох.
И что теперь? Что… дальше?
Осознать свое странное поведение, живо подорваться с места, пристыжено опустить голову и пошагать в сторону входа в больницу.
Шаги по лестнице.
- Ангелина! Ангелина Николаевна! – послышался голос отца. Торможу, даже немного пришлось обратно спуститься по ступенькам, дабы отчетливо, полностью увидеть зовущего, застывшего в фойе Котова.
- Да, Александр Федорович?
Быстрые шаги навстречу, и, замерев на коротком расстоянии, ухватившись за перила, уставился мне в глаза.
- Ты же сегодня идешь домой? Или что?
Скривилась.
Надо бы. Да и, наверняка, этот вопрос – формальная вежливость, желание не позволить привселюдно сходить с ума.
- Да, конечно, - живо киваю головой. – Закончу кое-что в записях о сегодняшних анализах по Будковой, и приеду.
- Ну, смотри мне, может, подождать, и поедем вместе?
- Там же мама что-то придумала на вечер.
- Звонила уже, да? – пристыжено улыбнулся, словно вор, которого выкрыли.
- Ага, - смеюсь. – Все хорошо, езжай. Доберусь на автобусе, тем более что сегодня и так рано уходим. Всё в норме.
- Давай, только не задерживайся.
Улыбаюсь.
- Постараюсь…
***
Хмурый осенний день.
В такие дни особо ничего не хочется. Апатия, жесткая депрессия и одно единственное адское желание: спать и никогда не просыпаться.
И стукнуло в голову им (родителям) некоторых близких родственников собрать в гости. Я понимаю, что День рождения у отца, и все дела, однако… то они почти никогда не праздновали, а тут… решились. И это даже еще не юбилей.
А, черт с ним! Переживем, как и всё переживали.
Недовольно покрутить носом, смириться, состроить добродушный вид старым знакомым - все, как всегда, ничего нового или особенного.
Выбраться из больницы на улицу. Колкий, с опаской взгляд на небо – хмурится, клубится, вот-вот разразится болезненным плачем, ноябрьским холодным дождем.
А зонт, как всегда, забыла (причем в ординаторской). И уже же взяла с собой из дому, как редко это бывает, однако,… что не есть, но к месту и времени - его вновь не нарыть.
Плевать. Возвращаться не стану.
Шумный вздох, надувая щеки и лопаясь в обреченности, как воздушный шар.
Разворот – и (вслепую) едва не налетела на кого-то взбешенного: весь ходором ходит; бежит куда-то, не глядя себе под ноги.
- Осторожнее, пожалуйста, - шепчу.
Взгляды встретились.
И сам, словно не мог поверить своей… удаче.
- Клёмин? - побелела я от прозрения.
- Пошли со мной, - резко хватает за руку и тащит за собой. Особо не сопротивляюсь, живо перебираю ногами, силясь поспевать за напором.
- А тебя здороваться… так и не научили, смотрю, - пытаюсь язвить.
Замерли рядом с машиной, отпустил хватку. Пиликнула сигнализация и резко дернул на себя дверь.
- Залазь, - повелительно кивнул в сторону салона.
- А если я не хочу?
- Я у тебя не спрашиваю, - раздраженно скривился и осмотрелся по сторонам.
Поддалась я его странному движению – и тоже пустила взор около.
- Что-то произошло? – удивилась я, впервые за долгое время искренне, без юления и игры.
Короткий, беглый взгляд мне в глаза.
- Пока нет, - и, вновь ухватив меня за локоть, силой стал запихивать в автомобиль.
Поддаюсь.
Быстро обошел спереди машину и прыгнул за руль.