Зарычала, завопила на всю глотку. Рухнула на землю, схватившись руками за голову. Ору, визжу, сумасбродно качаясь взад-вперед – да только… легче не становится. Обмерла, не дыша, еще раз пропуская через себя осознание того… что его больше нет в моей жизни. Прижалась спиной к колесу.
Лицо в ладони.
Больные рыдания, в очередной раз разорвав тишину, лихорадочно содрогая грудь. Мысли, чувства – всё вперемешку, целиком окутывая меня и погружая … в обреченность и беспросветное полное одиночество.
Глава 15. Питер
***
Не смогла исполнить просьбу, … и удалить его номер телефона. Не смогла… полностью и сразу вычеркнуть из своей жизни, как это он решил сделать со мной. И пусть не звонила, … заветная надпись среди списка контактов грела, словно самый нежный огонь, на который способна наша вселенная.
Хотя… не исключено, что он не изменил его, от греха подальше. От беды, которой я стала для него. Сплошным разочарованием.
Сказано, мертвая… и чего полезла в душу… к живому, тленом окутывая всё его бытие?
***
Уехала в Питер.
До этого - недели сомнений в желаниях. Потом добровольный поход к следователю (что от меня шарахнулся, словно от самого жуткого чудовища, одно только, что креститься не стал) за подтверждением, что запрет на выезд с места моей регистрации (прописки) снят. Причем, открыт теперь не только Питер, а любая заграница (делай только визу).
Дело, и вправду, перенаправили по основному руслу, а все документы, связанные со мной (даже как свидетелем) уничтожены подчистую.
Этому же Колмыкину и оставила его, Клёмина, тачку – не противился, обещал… передать ключи.
Деньги с кредитки - взяла. Но лишь в той сумме, что мои родители (опекуны) потратились на адвоката для всей этой бесшабашной истории. Естественно, Котовы всячески сопротивлялись этому моему решению, поступку: и мои собственные не нужны, и тем более те, когда созналась, что это "от человека, который и заварил всю эту кашу" (без подробностей). Последнее, конечно, еще больше усугубило ситуацию и даже до чертиков напугало их, но, в конце концов, я все разрулила и успокоила бедных.
Доводы и настойчивость мои оказались куда успешные, нежели "взрослых". В итоге сошлись на том, что они не отвергают "мой подарок", а я взамен - клятвенно обещаю в подобное больше никогда не ввязываться.
Обещаю... конечно, обещаю, что я... сама себе враг? Однако, никто же еще не отменял форс-мажоры?... которые за мной, почему-то, ходят, словно одержимый маньяк, по пятам.
И снова пауза в моей печальной интернатуре. Отец повторно прикрывает тылы, найдя даже какого-то там знакомого в Ленинграде, и обещает организовать продолжение учебы и работы уже там.
А я и не против.
Самое страшное, сложное и болезненное… сидеть здесь, в этом чертовом котле возможностей и былых чувств, да ждать… каждый день, каждую минуту, что кто-то нахально откроет с ноги дверь и силой, едва не за волосы, утащит тебя в неизвестном направлении вершись вновь свой странный, но такой приятный суд. Что кто-то сломает решетку твоей собственной тюрьмы… и поменяет всё к чертовой матери. Спасет. Исправит…
Кто-то… ?
Имя тому только Клёмин. Клёмин и только Клёмин. Ибо никто, кроме него, не нужен.
Никто… ни тогда, ни сейчас, ни когда-нибудь еще, в грядущем.
***
Время неустанно мчало. Питер. Моей обителью, пристанищем стал Питер.
Безумно красивый город. Солнечный, светлый, теплый… даже если идет дождь, и вокруг лишь… медовый свет фонарей столбовых, мостов или, располагающихся рядом, всплеска фантазии, зданий.
Серебристая, с прожилками янтаря, мелькающая тысячами искр томного огня и лунного света, рябь реки… заставляет поверить в сказку. Шумная набережная... Задорные, роняющие капли воодушевления, разговоры. Молодость, кружась в вальсе с историей, завораживает, затягивает, заражает влюбленным, приподнятым настроением, отгоняя свои грустные мысли куда-то на задворки, сменяя, пусть и неглубокими, но приятными, чарующими измышлениями и фантазиями. Нежными, по-дестки, глупыми… грезами.
И уже, порой начинает казаться, что я смогу здесь прижиться. Вопреки всему.
Полюбить его, как родной Кенигсберг. Открыть ему душу, поверить – и снова начать осмысленно вдыхать воздух… и строить планы на будущее.
***
Прошло полгода, если не больше.
Интернатура победно, словно раненый солдат, добежала, доползла до своего конца, завершения. Но принимать окончательное решение, по поводу того, оставаться ли здесь, в терапевтическом, или же… наконец-то пуститься по стези… хирурга, я еще не спешила.
Нужно сначала разобраться со всем тем, что творится в голове, в доме, на душе,… а уж потом, резать и крутить судьбу дальше.
***
Вверх сквозь тонкое стекло,
Подняться от земли,
Руками в небеса,
Вверх туда, где стаи птиц,
Издав прощальный крик,
В последний раз уходят навсегда,
Чтоб позабыть шипы дождя,
И горький привкус ноября…
Я опять останусь здесь,
Одной встречать рассвет,
И снова ждать тепла…
Знать, что я усну одна,
И что нас больше нет.
Так трудно верить, верить до конца…
Tracktor Bowling , « Отпусти »
И тем не мене, привыкаешь к улицам, к домам. К переменам – и рутина вновь охватывает старой, заботливой, материнской пеленой, забирая наивные мечты… на то, что скоро всё переменится. Что сердце перестанет так отчаянно ныть и выть. Особенно по ночам, когда нет сил… противостоять ни тугим мыслям, ни волнующим воспоминаниям…
А ведь всего этого могло бы и не быть. Не согласись поехать на эту треклятую Бальгу… Или же четко последовать своему первому решению: отказаться ему помогать, спасать, рискуя всем… Или поддаться на слова и панику друзей, на упрощенное мировоззрение… и попытаться увезти раненного в ближайший поселок к врачу, или вызвать скорую…
Была бы история, была бы… да только, совсем иной. Совсем… по-другому печальной.
Но я рада, даже не смотря на то, что потом со мной происходило, и… в каком состоянии теперь моя душа, я рада. Безумно рада, что поехала, что спасла Клёмина, и что сделала всё необходимое, чтоб его не схватили другие подонки.
Рада, что он появился в моей жизни и пробудил… душу.
И даже если без него я вновь стала пустой. Вновь,… как и прежде.
Дивно как-то…
Не знала, никогда не думала, что моё душевное поле – все еще плодоносно, и что внутри меня всё еще может зародиться жизнь, проклюнуться росток чувств, эмоций… и любви. Не знала, что способна еще на что-то трепетное и нежное. На что-то… настоящее.
Но увы… теперь… всё это бессмысленно. Бессмысленно и глупо.
***
- Лин, пойдешь с нами в кафе? – обратилась ко мне моя новая подруга, коллега, Валя.
Обмерла я в рассуждениях, откинувшись на спинку софы, руки за голову.
- Пу-пу-ру-пу-пу, а зачем?
Удивилась, округлила та глаза из-за моего странного вопроса.
- Ну, кто за чем. А я – за кофе. После ночного дежурства самое то: горький, терпкий, из зерен, а не нелепая растворимая… какаха.
Скривилась я. Та еще мне ценитель кофе.
- А меня вот, - встаю, прошлась к столу, достала с полки баночку. – Вполне устраивает… эта твоя какаха.
Насыпаю чайной ложкой порошок в чашку.
- Фу, - поморщилась, ржет.