протяжения. Четвертого не может быть. Первое невозможно, так как нет
ничего пустого, что было бы положительно и не было бы телом; второе
также, ибо тогда существовал бы модус, которого не может быть, потому что протяжение как протяжение существует без и до всяких
модусов. Следовательно, третье, и потому нет части, но лишь
протяжение как целое.
8
8
бесконечно и никогда не может существовать или мыслиться как
ограниченное или конечное. — Далее, что касается деления в
природе, то мы говорим, что деление, как уже ранее сказано, никогда
не происходит в субстанции, но всегда и только в модусах
субстанции. Если я хочу делить воду, то я делю только модус
субстанции, а не самое субстанцию; каковой модус, будет ли он
модусом воды или чего-либо другого, всегда остается тем же самым. Д
еление, или страдание, происходит всегда в модусе. Так, если мы
скажем, что человек погибает или уничтожается, то это разумеется
только о человеке, поскольку он представляет определенное
сочетание или модус субстанции, а не о самой субстанции, от
которой он зависит.
М
ежду прочим, мы уже установили, как мы в дальнейшем еще скажем, что вне бога нет ничего и что он является имманентной причиной.
Но страдание, в котором действующий и страдающий различны, есть
очевидное несовершенство, ибо страдающий необходимо должен
зависеть от того, что ему извне причинило страдание. Это
невозможно в боге как совершенном существе. Затем нельзя сказать
о таком деятеле, который действует в самом себе, что он обладает
несовершенством страдающего, так как он не страдает от кого-либо
другого. Таков разум, о котором философы говорят, что он является
причиной своих понятий; но как можно сказать, что он
несовершенен, если он представляет собой имманентную причину и
страдает от самого себя? Так как, наконец, субстанция является
началом всех модусов, то она может с гораздо большим правом быть
названа деятельной, чем страдающей. Вышеизложенным мы считаем
все достаточно выясненным.
Д
алее, выставляется возражение, что необходимо должна быть первая
причина, движущая данное тело, так как оно само, находясь в покое, не может двигаться. Так как в природе, очевидно, существуют покой
и движение, то, по их мнению, они необходимо должны происходить
от внешней причины. Но нам легко ответить на это: ибо мы
допускаем, что если бы тело было самостоятельной вещью и не
имело других свойств, кроме длины, ширины и глубины, то в нем не
было бы причины, чтобы прийти в движение, если бы оно
действительно находилось в покое. Но мы уже установили, что
природа есть существо, о котором высказываются все атрибуты, и
если это так, то
8
9
ей не может недоставать ничего, чтобы произвести все то, что
должно быть произведено.
П
осле того как мы до сих пор говорили о том, что такое бог, скажем о
его атрибутах одним словом только то, что из них нам известны
лишь два, именно: мышление и протяжение. Ибо мы говорим здесь
только об атрибутах, которые можно было бы назвать собственными
атрибутами бога, при помощи которых мы познаем его как
действующего в себе самом, а не вне себя.
В
се, что люди приписывают богу, кроме этих двух атрибутов, должно
быть (если оно вообще принадлежит ему) или внешним
обозначением, как то, что он существует через самого себя, вечен, един, неизменен и т.д., или, говорю я, относиться к его деятельности, например, что он причина всех вещей, что он предопределяет их и
управляет ими. Все это присуще богу, не давая, однако, знания того, что он такое. Однако, как и каким образом эти атрибуты могут
принадлежать богу, об этом мы будем говорить далее, в следующих
главах. Но для лучшего понимания и ближайшего объяснения этого
мы сочли нужным прибавить следующие речи, состоящие в
Д
ИАЛОГЕ
М
ежду Рассудком, Любовью, Разумом 5
и
Вожделением
Л
юбовь. Я вижу, брат, что моя сущность и совершенство зависят
вполне от твоего совершенства; и так как» совершенство предмета, который ты понял, есть твое совершенство, а из твоего происходит
мое, то скажи мне, пожалуйста, понял ли ты такое существо, которое
в высшей степени совершенно, так как не может быть ограничено
ничем другим, и в котором я также заключен?
Р
ассудок. Я, со своей стороны, рассматриваю природу не иначе, как в
ее целом, бесконечной и в высшей степени совершенной, а ты, если
ты сомневаешься в этом, спроси Разум, он должен тебе это сказать. Р
азум. Истина этого для меня несомненна, ибо, если мы захотим
ограничить природу, то мы должны будем это сделать посредством
ничто, что нелепо. Этой нелепости мы избегаем, принимая, что она
есть вечное единство, что она существует сама через себя, бесконечна, всемогуща и т.д. Таким образом, природа бесконечна, и
все заключено
9
0
в ней. Отрицание ее мы называем ничто. Причем это ничто будет
обладать теми свойствами, что оно будет единое, вечное, существующее само через себя и бесконечное.
В
ожделение. Как же? Это звучит очень странно, что единство
совмещается с разнообразием, которое я повсюду встречаю в
природе. Каким образом? Я вижу, что разумная субстанция не имеет
ничего общего с протяженной субстанцией и что одна [не]
ограничивает другой. Если же ты хочешь допустить, кроме этих двух
субстанций, еще третью, которая совершенна во всех отношениях, то
ты вовлекаешь себя в очевидные противоречия. Ибо если эта третья
субстанция представляется вне первых двух, то ей недостает всех тех
атрибутов, которые присущи этим двум, что не может иметь места в
целом, вне которого нет ни одной вещи. Если, кроме того, это
существо всемогуще и совершенно, то оно таково потому, что само
себя создало, а не потому, что другое создало его. И все же должен
быть совершеннее тот, кто мог произвести самого себя и сверх того
еще другое. Наконец, если ты называешь его всеведущим, то оно
необходимо должно познавать самого себя, и вместе с тем ты должен
понять, что познание одного себя значит меньше, чем познание
самого себя вместе с познанием других субстанций. Все это
очевидные противоречия. Поэтому я хотел бы посоветовать Любви, чтобы она удовлетворилась тем, что я ей укажу, и не искала бы
других вещей.
Л
юбовь. На что ты, бесчестное, указало мне, как не на то, откуда
произошла бы моя гибель. Ибо, если бы я объединилась с тем, что ты
мне указало, то меня тотчас стали бы преследовать два главных врага
человеческого рода — Ненависть и Раскаяние, а иногда и
Забывчивость; и потому я опять обращаюсь к Разуму, чтобы он
продолжал и заткнул рот этим врагам.
Р
азум. То, что ты, о, Вожделение, говоришь, будто видишь различные
субстанции, это, говорю я, ложно, ибо я вижу ясно, что есть только
одна единственная, которая существует сама по себе и является
субстратом всех других атрибутов. А поскольку ты хочешь
называть телесное и разумное субстанциями по отношению к
модусам, которые от них зависят, ты должно называть их также