Ольгины помощники мигом накрыли стол. И все сели трапезничать. Даже Пушкин.
– Выпей, – велела княгиня поэту.
И бронзовый Александр Сергеевич одним махом осушил полную чару.
– Пойдём только мы, – Ольга обвела глазами сидящих за столом. – Работа предстоит большая. Копать будем по ночам. Асмуд, Свенельд… Ни одна живая душа не должна прознать про этих двоих, – княгиня показала на Геракла и памятник. – Поспешим, – она поднялась из-за стола.
– С богом, – сказал поэт.
Катя уже представляла себе скромную могилу, поросшую полевыми цветами, с деревянным крестиком и табличкой: «Князь Игорь».
А тут вообще ничего не оказалось, кроме горы земли. Княгиня легла на курган, раскинув руки, и долго так лежала.
Пушкин молчал. Геракл тоже.
Асмуд и Свенельд принесли лопаты и заступы.
Глава 6. Тили-тили-тесто
Известие гонца сильно встревожило Спинозу, который по натуре был пацифистом.
– Ваше превосходительство, – обратился он к князю, – может быть, удастся решить проблему мирным путем?
– Никогда! – гордо расправил плечи Мал. – Мне, князю, отказать? И в такой грубой форме? Одних послов засыпала в ладье землёю, других сожгла… Не женщина – мавка! Тьфу…
Спиноза вспомнил о Кате.
– Мал Нистинович, простите, что вмешиваюсь в ваши личные дела, но, думается, вы излишне горячитесь. Её сиятельство Ольга могла временно отказать вам, а так как ваши… э-э-э… сваты пали смертью дипломатов, вам могли неверно передать ответ княгини. Может быть, она не хочет выходить замуж, пока не снимет траур по мужу своему… э-э-э… – имени его Спиноза не знал. – Может, просто стесняется…
Древлянский князь жадно прислушивался к его словам.
– Ну есть ли смысл, – доказывал Витя, – из-за такого пустяка начинать военные действия? Много людей падёт на поле боя.
– Большие, говоришь, будут потери? – Мал встал и прошёлся по гриднице.
– Естественно, – кивнул оранжевый шлем.
Князь остановился у окна и глубоко задумался.
Витя поёрзал на лавке.
– Собственно говоря, Мал Нистинович, – наконец, сказал он, – я хотел поблагодарить вас за оказанное гостеприимство, пожелать доброго здоровья, успехов в вашем нелёгком, но благородном труде и попрощаться. Мы и так слишком злоупотребили вашей добротой и терпением.
– Что? – обернулся князь. – Бежать вздумал?
– Ну зачем же бежать, ваше превосходительство? – растерялся мальчик. – Нам с Бонифацием, к сожалению, необходимо вернуться домой…
– Воротишься, когда я позволю, – князь сверкнул глазами из-под бровей. – А пока останешься здесь. Сколько продлится война – столько и будешь вещать.
– Шутите? – пролепетал Витя, с ужасом вспоминая, что войны в древности длились десятилетиями и даже столетиями.
– Я не скоморох – шутки шутить, – отрезал Мал. – Отныне ни шагу из моих покоев, – и оставив у двери стражников, князь удалился.
Спинозу действительно больше не выпускали из покоев. Он вынужден был вещать целыми днями с короткими перерывами на еду и сон.
Как ни старался Бонифаций, он не мог прорваться к другу. Только изредка удавалось передать записку через Добрыню или Малушу. В своих посланиях Петуля сообщал, что у него всё идет хорошо. Пользуясь случаем, Боня вплотную занялся коммерцией. Он успешно реализовал весь запас жвачек и теперь наладил собственное производство леденцовых петушков из патоки. Продукция шла нарасхват. Каждый петушок выгодно обменивался на антиквариат.
Жаль, заточённый в княжеских покоях Спиноза не мог видеть Петулиного великолепия. Шея Бонифация сгибалась под тяжестью гривен, пальцы были унизаны перстнями и кольцами, при ходьбе на руках и ногах позвякивали браслеты. За ничтожную партию леденцов Рюрикович приобрёл роскошный широкий пояс из чистой кожи с множеством отделений и складывал туда серебряные рубли. А куньи, горностаевые и беличьи шкурки прятал в потайном месте.
С некоторых пор Петуля всерьез подумывал о женитьбе. Выяснилось, что здесь вступать в брак можно хоть с восьми лет. Для этого не нужно аттестата зрелости и даже согласия родителей, тем более, что они далеко в Турции.
– А что? – рассуждал двоечник. – Дело у меня своё есть. Женюсь, осяду здесь. Через Спинозин диван можно наладить семейное предприятие. Очень даже перспективно.
Из множества невест, которые день-деньской слонялись по двору, Рюрикович придирчиво выбрал одну. Несмотря на малый возраст, у неё было хорошее происхождение и приличное состояние. К тому же она сама настаивала на свадьбе. Каждый день прибегала с утра пораньше, приносила Петуле комочки изжёванной резинки и просила обмакнуть их в патоку, чтобы слаще были.