– Слышь, Катька, – вдруг встрепенулся Рюрикович. – А чего это Олег заплакал? Он не такой… И куда это он забегал? По этим… по нивам ихним?
– Ну… он как бы заплакал и забегал с горя, – отбивалась от критики Геракл. – Что не может дать сдачи.
– Ты прости, Катя, но у тебя получилось малохудожественно, – личные симпатии Спиноза никогда не ставил выше научной истины. – Я, конечно, не претендую на высокое поэтическое мастерство, но тут на досуге тоже кое-что набросал. Возможно, вам будет интересно.
Спиноза откашлялся и начал декламировать, чеканя каждое слово.
– Солнце уже клонилось к западу, когда русский князь Олег, прозванный в народе Вещим, собрался за данью в Хазарский каганат. Хорош, богат был каганат. Добрые царили в нем нравы. Главным достоинством этого дружелюбного народа была его веротерпимость. Среди хазар встречались христиане, иудеи, магометане. А правили каганатом два владыки: каган-царь, отвечающий за светскую жизнь, и каган-бек, в чью компетенцию входило решение религиозных проблем. Коллективно сотрудничая между собой, они решали все вопросы демократическим путем. Хазары торговали со многими странами, в том числе и с древней Русью. В то время, как Олег собрался идти за данью к хазарам, набегов последние не совершали, и поэтому русский князь поступил по отношению к ним непорядочно.
Спиноза поправил очки и замолчал. Ребята переглянулись.
– Видите ли, друзья, – Витя поспешил предотвратить замечания по сути вышесказанного, – из-за нехватки времени я не успел написать про коневодство, а также про фауну и флору этой страны. Но к утру, думаю, всё будет готово.
Петуля озадачился:
– А где эти… рифмы?
– Это не стихи, Витя, – Геракл тоже была разочарована.
– Но ведь каганы и не заказывали стихи, – резонно возразил научный руководитель. – Они требовали восстановления исторической справедливости по отношению к своему народу, а также – благозвучия. В своём небольшом исследовании я учёл оба эти условия.
– Нет, Витя, – заупрямилась девочка. – Им не понравится. Нас казнят.
– Точно, – шмыгнул носом Рюрикович. – Секир-башка.
Остаток ночи прошел в литературной борьбе. Ребята слонялись из угла в угол, бормоча себе под нос и предлагая всё новые и новые варианты. Не участвовал в коллективном творчестве лишь Александр Сергеевич. Он мирно спал и проснулся только тогда, когда загремели засовы и за пленниками пришла стража.
Глава 11. Из огня да в полымя
Чертог сиял. Каганы улыбались. Палач точил кривую саблю. Пленники с содроганием взирали на искры, слетавшие с точильного круга.
– Сделать строки? – ласково спросил Александра Сергеевича толстый с пейсами каган-бек.
– Сделать-сделать, – ответила за поэта Катя. – Много-много. Петуля, ты первый.
Бонифаций попереминался с ноги на ногу, будто на уроке у доски, и поскрёб затылок.
– Ну, это… – вдохновенно начал он. – В общем… пошёл хазар на базар…
– Карашо, – похвалил тощий каган-царь, – достаточно.
– Прости, Катя, – Спиноза решительно отстранил девочку и шагнул к тронам:
– Олег, ты взял на душу грех. Покайся! Мирные хазары…
– Този карашо, – покивал за тощего каган-бек.
Геракл расправила плечи и с чувством провыла:
– У Лукоморья дуб растёт. Под дубом смерть Олега ждёт…
– О! – каган-бек удовлетворённо поднял толстый палец, унизанный кольцами. – Очень карашо!
Тощий с сомнением покачал бритой головой:
– Не очень карашо. Нет конь. Нет змея. Секир-башка.
Александр Сергеевич вышел вперед и заслонил детей:
– Позвольте, господа, прочесть вам несколько строк, которые пришли мне в голову во время бессонницы:
Богат и славен… каганат,
Его поля необозримы.
И табуны неукротимы
Копытами в степи стучат.
Палач перестал точить саблю и прислушался. Поэт продолжал:
Хазар на север держит путь,
Хазар не хочет отдохнуть.
Ни в чистом поле, ни в дубраве,
Ни при опасной переправе.
– Какой кароший казар! – растрогался толстый. – Ни хочит отдохнуть, – он высморкался в рукав халата. – Дальши-и.
– Грозы не чуя между тем,
Не ужасаемый ничем,
Князь русский козни учреждает…
Тощий каган-царь неожиданно расхохотался.
– Балда какой! Сидит – и не знаит. А казар кароший ему – чик-чирик! Еще качу.
– А между тем змея большая
Ползет из черепа коня
И жалит Вещего Олега…
Палач затопал ногами и заплясал вокруг точильного камня.
– О, муза! Ты прости меня, – Пушкин поднял глаза к потолку. И неожиданно закончил: – Уж все готово для побега.
Каганы вскочили с тронов:
– Кто побег? – забеспокоились они. – Побег не есть карашо!