Глава 1. Зуб кашевара
– Не догнать, – задыхаясь от бега, пропыхтел Тёркин. – Дива-птица. Никак в гнездо ребят потащила. Плохи дела.
– Она их сожрёт? – испугался Петуля.
– Этого нельзя допустить, – вскочил Пушкин. – Мы тотчас же выходим на поиски.
– Слышь, арап, – обратился Тёркин к памятнику, – гнездо-то ёйное тут, в утёсах, искать надо. Ты с мальцом туда ступай, а я во-он там прочешу.
Солдат подтянул пояс и направился к дальнему холму. Александр Сергеевич и Бонифаций полезли на ближайшую вершину.
– Катька не пропадёт, – успокаивал себя Петуля, – а вот Спиноза! Заклюют ведь…
Камень пошатнулся, и бизнесмен едва не свалился со скалы. Александр Сергеевич успел схватить его за куртку.
– А может, и нет, – продолжал бормотать Бонифаций, оправившись от испуга. – Витька в этой… в технике безопасности… и Геракл его защитит…
Они поднялись на лысую гору. Над Волгой клубился туман. Волны казались серыми, тяжёлыми. Противоположный берег терялся в предрассветной мгле. В распадке между холмами что-то темнело. Оттуда слышались голоса.
– Гнездо! – обрадовался Петуля. – Нашли!
Он кубарем скатился по склону. Пушкин цеплялся руками за камни и старался не отставать. Но все же Бонифаций вырвался далеко вперёд.
В гнезде было многолюдно. Бизнесмен вкатился в толпу жертв Дивы-птицы. Все, как по команде, обернулись. Со всех сторон его окружали плечистые мужики, заросшие бородами и косматыми гривами.
– Что, проситься пришёл? – прищурился толстомордый дядька в кафтане.
– Мне ещё жизнь дорога, – огрызнулся Бонифаций, поднимаясь на ноги.
– А зачем тогда явился? – подал голос щупленький мужичонка.
– Дык… – двоечник оглядел толпу. – За Гераклом и Спинозой. Их ещё не сожрали?
– Кого-кого? – переспросил щуплый.
– Катьку и Витку. Он в таком шлеме «Харлей»… Его ни с кем не спутаешь…
Дядьки загоготали.
– Сожрали-сожрали. С кашею, – подтвердили они. – Вот Стешка варил, – и вытолкнули в середину круга долговязого парнишку.
– Будет брехать-то, – отмахнулся тот. – Только и знаете, что зубы скалить. Какой я вам Стешка? Не девка, чай…
– Ах ты, гад! – Петуля набросился на него с кулаками. – Такую голову сварить! Людоед! Маньяк!
– Что?! – вскипел мальчишка. – От такового слышу! – и заехал бизнесмену в глаз.
Мужики оживились.
– Ножку, ножку ставь! – подсказывали они Бонифацию.
– Под микитки хватай! – подзадоривали долговязого.
Петуля был сильнее, но пацан ловчее. Двоечник размахивался, а Стешка проскальзывал у него под рукой и больно пинал в ляжку. Но время от времени Петуле всё же удавалось его достать. Один раз Бонифаций так врезал, что Стешка свалился на землю, правда, успел ухватить обидчика за ногу. Пацаны сцепились в клубок и покатились. Зрители вошли в раж. Они кричали, свистели, улюлюкали и топали ногами. Увлечённые схваткой мужики даже не заметили, как сквозь толпу протиснулся вперёд большой чёрный памятник.
– Юноша, – обратился он к живому клубку. – Мы зря теряем время. – И легко оторвал Петулю от отчаянно защищавшегося парнишки.
Стешка шмыгнул носом и размазал по щекам кровь.
– Пусти, – вырывался из бронзовых рук Бонифаций. – Я его уничтожу! Шестёрка птицына! Спинозу сварить – это ж надо! А Геракла за что? Ей жить и жить! Пусти, я ему глотку перегрызу!
– Брехло! – Стешка выплюнул на ладонь выбитый зуб. – Никого я не варил! А жа жуб ты ещё ответишь!
– Каков молодец! – раздался голос из рядов зрителей. – Бойко бьётся! – И в круг выступил рослый мужик в красной рубахе. – Хочешь вором-разбойничком стать? Я б тебя взял!
Петуля всё ещё тяжело дышал.
– А это кто? – широкоплечий постучал по бронзовой крылатке. – Лыцарь?
Пушкин брезгливо отстранился.
Косой шрам на лице мужика побагровел. В глазах вспыхнула злоба.
– Ах ты, тварь немецкая! Не желаешь, значит, мараться об нас? Русским духом брезговаешь? Да знаешь ли, кто я таков? Я, – мужик со всего маху стукнул себя в кумачовую грудь, – сам атаман Ураков! Слыхал небось, немчура? На Волге меня всякий знает! Ни один рулевой не смеет ослушаться, коли выйду да крикну в голос: «Приворачивай!»
Он выхватил из-за пояса пистолет и направил на поэта чёрное дуло:
– Что, наложил в штаны, пёсий сын?
Гладкий ствол упёрся памятнику в грудь. В животе у Петули похолодело. Он решил вызвать огонь на себя:
– Эй!
Атаман обернулся.
– Не стреляйте, – вежливо попросил Бонифаций.
– Тебя, щенок, не спросил, – раздражённо бросил Ураков. – Тут моя власть. С тобой я после поговорю.
– Это не немец, – торопливо объяснил мальчик. – Это памятник. Статуя, значит… из железа…