– Мы победили всей командой, – рассудила Катя. – Каждый показал отличные борцовские качества.
– Может, и мне с вами в Киев пойти? – наморщил утячий нос Добрыня. – А то мотаюсь сам по себе, как перекати-поле.
– А чаво? – согласился Муромец. – Пошли, коли не шутишь.
– Присоединяйся, – разрешила девочка.
– Будем очень рады, – добавил Спиноза.
Добрыня свистнул, и с опушки прискакал вороной конь. Он с интересом покосился на Бурушку. Кобыла тряхнула пышной гривой.
До Киева оставалось всего несколько вёрст.
Глава 6. Крест и булавка
Над лесом сгустились тучи. Громыхнул гром. Пахавший на опушке мужик перекрестился и засобирался домой.
– Не ко времени, – поднял голову Илья.
– Ну почему же? – не согласился с ним Спиноза. – Для урожая как раз хорошо.
– Да не про то я, – Муромец проводил взглядом мужика. – Кабы вёдро – к завтрему до Киева б добрались, а так – отсиживаться.
– Ну и что, – возразила Катя. – Я люблю, когда дождь. Чтобы все вместе где-нибудь собрались и играли в карты.
– А мне в тавлеи любо, – сказал Добрыня. – И в шахматы.
– А я в дождь люблю лежать на диване и читать книги, – замечтался Спиноза.
На землю упали первые крупные капли.
– А ну давайте в лес, – Илья стеганул Бурушку. – Дерево какое найдём с густой кроною, под ним и заночуем.
В лесу таких деревьев было много. Илья Иванович придирчиво проинспектировал отобранные ребятами объекты и остановил свой выбор на раскидистом дубе.
– Опять дуб, – разочаровалась Катя. – Можно подумать, других деревьев у природы нет.
– Ну почему же, – Спиноза поправил очки. – Дуб, Катя, это символ мощи. Я даже не представляю себе, чтобы богатыри ночевали под осиной или платаном.
– Под осиной нельзя, – заметил Илья, подгребая к дереву сухие листья, – промочит. А тут – как в шатре.
Добрыня собрал хворост, и запылал костёр. Под дубом стало очень даже уютно.
Дождь, видимо, зарядил надолго. Муромец как перекусил хлебом-солью, так и всхрапнул. А вскоре, примостившись к его тёплому боку, тонко засвистел носом Спиноза. Лошади тоже спали. Соловей-разбойник немножко поворочался в мешке и затих.
Геракл позёвывала. Но спать ей было неудобно, потому что Добрыня рассказывал о своей семье:
– Матушка моя, Офимья Олександровна, очень знатного роду. А батюшка Никита Романыч и того знаменитее. Дом у нас великий, крепкий. Усадьба немалая. Всего в достатке. Да скука одолела. Поиграться-поразмяться не с кем. Кто по соседству жил из однолеток, тем руки-ноги повыворачивал, боятся подойти. А я ненароком, без злобы. Силу-то рассчитать трудно…
– Не представляю, как вы тут живете без спортивных клубов, – подавила зевок девочка. – Столько богатырей – и никакой организации. Тренер всегда подскажет, как правильно драться, без травм.
– И не говори, – вздохнул Добрыня. – Мне вот матушка крестовая, Анна Ивановна, не раз сказывала, неча, мол, тебе тут людям увечья наносить. Ступай, мол, к богатырям, с ими и дерись.
– А сколько тебе лет? – спросила Катя.
Добрыня пошевелил губами, что-то подсчитывая в уме:
– Тринадцатый, должно…
– Да ты что! – не поверила Геракл. – А на вид такой взросляк! И мне столько же, а я ещё в школе учусь…
Внезапно из ночной мглы вышел человек в чёрном. Прихрамывая, он приблизился к костру. Катя автоматически схватилась за копье.
– Здравствуйте вам, – тихим голосом сказал незнакомец. – Можно обсушиться-обогреться?
Он откинул с лица мокрые пряди волос, и Геракл увидела, что это совсем пацан.
– Чего ж нельзя, – откликнулся Добрыня, подвигаясь на сухих листьях. – Садись, места хватает.
Мальчишка сел, положив рядом суковатую палку и узелок. Он был бледным и худым, как Спиноза, и Катя сразу почувствовала к нему невольную симпатию.
– Ты не голодный? – заботливо спросила она.
– Голодный…
Геракл оглянулась вокруг в поисках еды. Но от ужина не осталось ни корочки.
– Извиняюсь, – развела руками девочка. – Угостить тебя нечем.
– Жаль, – пацан развязал свой узелок, достал оттуда кусок мяса, хлеб, репку и стал закусывать.
У Кати, которая последние дни поневоле сидела на вегетарианской диете, потекли слюнки. Её симпатия резко пошла на убыль. «Корнецов никогда бы так не сделал, – подумала она. – Витя последним поделится».
Добрыня тоже сглотнул слюну и вежливо спросил:
– Откуда путь держишь?
– Из Ростова, – пацан с хрустом откусил репку и неторопливо задвигал челюстями.
– А какого роду-племени? – допытывался Никитич, добавив про себя: – Невежа…