– Поляница?
– Поймал! – громко крикнул Олекса и подтащил к костру упирающуюся и визжащую женщину средних лет.
– Что такое?! – вскочил Муромец. – Кто таков?
– Чего орёте? – раскрыла сонные глаза Катя. – Мне приснилось… Ой!
На землю с деревьев посыпались люди. Они были как на подбор – маленькие и вёрткие. Илья схватился за палицу и занес руку над поповичем.
– Стой! – крикнул ему Добрыня. – Свой это!
И Муромец развернулся со своей палицей в другую сторону. Отбивая удары противника, Катя заметила, что попович неплохо дерется. Он даже выручил Добрыню, на которого сзади насела косоглазая девка. Геракл послала в нокаут другую девку и ринулась к Муромцу прикрывать тылы.
Вдруг Олекса метнулся в сторону и навалился на кривоногого парня, который как раз развязывал мешок с Соловьем-разбойником. Тот обмяк и не сопротивлялся.
Светало. Поляна вокруг костра была усеяна телами.
– Раз, два… шесть, семь, – пересчитал Никитич нападавших. Теперь они рядком лежали на травке со связанными руками и ногами.
– Восемь, – добавила Геракл, пнув пяткой мешок.
– У, соловьиное отродье! – сплюнул Илья Иванович. – Собачье семя!
– А откуда вы знаете, кто они такие? – удивилась Катя. – Вы что, у них спрашивали?
– Чаво спрашивать? – пожал могучими плечами богатырь. – Глянь, все на одну рожу. Все косые. У всех ноги колесом. И мамаша ихняя такая же красавица. Известно дело, дикие люди. Женятся только промеж себя – брат на сестре. Такой у них обычай.
– Нехристи, – подал голос попович. Из рассечённой брови сочилась кровь. – Один глаз на Кавказ, а другой – на Арзамас, – пошутил он и широко улыбнулся.
Геракл сорвала подорожник и приложила лист к его ране.
– Подержи так, – тоном медсестры велела она. – Чем бы завязать?
Олекса вынул из-за пазухи тряпицу, в которую был завернут его вчерашний ужин, и молча протянул девочке. От тряпки сильно пахло хлебом и мясом. Катя сглотнула слюну и наложила повязку.
– Получил боевое крещение? – усмехнулся Илья. – Откель ты взялся-то?
– Ночью к костру прибился, – объяснил курносый. – Из Ростова сам. Олекса Левонтьевич, поповский сын. Тоже в Киев идет.
– Да тут уж добрая дружина! – Муромец оглядел ребят и вдруг спохватился: – А где научный наш?
– Спиноза! – Катя пошарила глазами по поляне.
Подложив ладошку под оранжевый шлем, Витя мирно спал у дуба и причмокивал во сне губами.
– Спиноза! – укоризненно повторила девочка.
Научный руководитель открыл глаза. Было уже совсем светло, дождь прекратился.
– Доброе утро, ребята!
Глава 8. В тесной дружеской обстановке
Было воскресенье. Над Киевом звонили колокола. Пёстрый люд толкался на улицах. В храмах шла праздничная служба.
Князь Владимир Святославич, помолясь, позвал дружину в гридницу, где длинные столы под камчатыми скатертями уже накрыли к приходу гостей. По праву руку от себя князь посадил научного консультанта Виктора свет Иваныча. По леву руку – старого казака Илью Муромца. А дальше по старшинству – Добрыню Маловича и Добрыню Никитича, Олексу Поповича, поляницу Катеринушку и прочих второстепенных богатырей.
– Друже! – обратился к ним князь. – За честным пирком да поговорим ладком. Вы мне расскажете о новых ваших подвигах ратных, а я награжу вас честь по чести. Илья Иванович, – Владимир посмотрел на Муромца, – что с тобою? Что ты невесел? Что буйну голову повесил?
– А чаво мне веселиться? – сдвинул брови богатырь. – Видать, прогневал я тебя чем-то, княже, что ты меня своих милостей лишаешь. Завсегда по праву руку садишь, а нынче – чем тебе не угодил? За что мне такое бесчестие?
– Прощевай, Владимир-князь! Прощевайте, братцы! – Илья встал из-за стола, поклонился во все стороны и медленно пошел к выходу.
– Зря ты обижаешься, – ответствовал князь. – Разве пировать у меня – бесчестие? Разве хоть раз обнесли тебя кушаньем, не налили чашу полную? Все знают, что ты у нас старший богатырь. И в чистом поле, и в битве, и в застолье… Но всем ведомо, что моя правая рука в государственных делах, в думе боярской, – показал он на Спинозу, который чувствовал себя крайне неловко, – Виктор, Иванов сын. И обиды в том нет никому.
– Правду молвишь! Правду молвит князь! – зашумели богатыри.
Спиноза, красный, как рак, вскочил с места.
– Владимир Святославович, Илья Иванович! – он переводил умоляющий взгляд с одного на другого. – Ну стоит ли ссориться из-за такой мелочи? Я пересяду! – с готовностью предложил мальчик.
– Правду молвишь! Правду молвит боярин! – одобрили богатыри.
Илье стало стыдно. Действительно, если б по праву руку князя сидел кто другой, можно было бы обидеться. Но на Спинозу…