– Прости, боярин, – обернулся богатырь к Вите. – Что-то я слаб стал глазами. Гляжу – сидит кто-то в рыжем шлему, а кто – не распознал. Нет разговору – сиди, где сидишь. Твои заслуги всем известные…
– Правду молвит! Правду молвишь, старый казак! – загудели богатыри.
– Да что вы… – засмущался Спиноза, опускаясь на свое место. – Право же…
Наконец, Владимир-князь всех рассадил без обид.
– Налейте полные чары, – распорядился он. – Не жалейте зелена вина. Каждую чару – в полтора ведра!
Спинозе, Гераклу и себе – как непьющим – Илья подлил кваску.
Богатыри выпили и крякнули.
Олекса Попович демонстративно поставил на скатерть нетронутую чарку.
– Что ещё? – устало спросил князь. – Чем ты, Алёшенька, недоволен?
– Всем я доволен, княже, – елейным голосом откликнулся Олекса. – Не обижаешь ты нас, не оставлены мы твоими милостями. И угощенье твое щедрое. Но как прикажешь закусывать, Красно Солнышко?
Он поднял вверх обкусанную деревянную ложку и хлопнул ею об стол.
– Правду молвит! Правду молвишь, попович! – заголосили богатыри, стуча ложками о стол. – Негоже нам деревянными ложками кушать, коли у князя серебряная!
Владимир обхватил голову руками.
– Когда же это кончится? – простонал он. – Эти бесконечные попойки, эти беспрерывные разборки? Шесть дней в неделю я сплю спокойно, пока они в дозорах стоят, пока в чистом поле удалью молодецкою тешатся. А как воскресенье – так скандал. То Залешанин Буслаеву глаз подобьёт, то наоборот, Сухан Дементьевич Елизаныча щёголем обзовёт, то ещё что… А я обязан рассуживать. Нынче на тебе – ложки! Где я возьму столько приборов?
– Правду молвит! Правду молвишь, княже! – согласились богатыри. – Но ложки нам подавай!
– Смените приборы, ваше сиятельство, – тихо подсказал князю Спиноза. – Армию кормить надо, чтоб не взбунтовалась.
– А по мне и деревянная сойдет… – Катя грустно смотрела на жареного лебедя, который источал аромат перед самым её носом. Но по этикету нельзя было отщипнуть ни кусочка, пока не закусит князь.
К счастью, Владимир последовал совету своей правой руки. Он распорядился собрать все серебряные ложки, какие есть во дворце, и раздать их богатырям. Слава Богу, никого при этом не обнесли, иначе не миновать бы новых ссор и раздоров.
Девочка, наконец, заморила червячка. Богатырский режим требовал хорошего и регулярного питания. Одного Катя не могла понять: как дружинники могут столько пить? У них даже соревнование такое было – кто кого перепьёт. По количеству и по времени. В своем подразделении она давно ввела сухой закон.
– Хмельной богатырь меча не удержит, – учила своих молодцов Геракл. – А из лука стрельнёт – обязательно промажет.
На пирах полянице приходилось следить за своими подчиненными. Она не разрешала наливать им ни пива, ни зелена вина, только квас или холодный взвар.
Когда гости немного перекусили, Спиноза, который по совместительству выполнял обязанности художественного руководителя, объявил о начале концерта.
– Выступает, – провозгласил Витя голосом конферансье, – семейный ансамбль художественного свиста «Соловушка». Солист – Соловей Одихмантьевич.
Чисто вымытый, с волосами, смазанными репейным маслом, в шёлковой рубахе вышел к пирующим бывший разбойник. За ним гуськом потянулось остальное семейство. Все нарядные, умытые и даже немножко симпатичные.
Соловей прокашлялся, сунул в рот два пальца и негромко засвистел что-то лирическое. Дети с женой подсвистывали на все лады. Богатыри слушали и притоптывали в такт. Вдруг Одихмантьев сын взял фальшивую ноту и раскашлялся. Волосы у него на голове поднялись сами собой.
– Соловей Одихмантьевич! – бросился к солисту научный консультант и художественный руководитель. – Вы сорвали голос?
Соловей молча показал на дверь. Там, в окружении стражи, стояли связанные Петуля и Пушкин.
Глава 9. Сор из избы
Владимир нервно расхаживал по приёмной.
– Идолище нужно изничтожить, – непререкаемым тоном заявил он. – Я не могу допустить, чтобы в такой момент, когда мы толком не закончили процесс крещения всея Руси, по улицам бродил оживший истукан и смущал умы новообращённых. Уже и так пошли кривотолки. Кто говорит, что я тайно поклоняюсь старым кумирам, другие и вовсе засомневались в существовании Христа и вернулись к старой вере. Мало мне восстаний волхвов, так я ещё должен доказывать народу, что это никакой не Перун, не Даждьбог, а самый что ни на есть, как вы утверждаете, русский сказитель.
– Дядя Володя, – как можно убедительнее сказала Геракл. – Не знаю, чем вам мешает памятник Пушкину, но очень прошу выпустить его и Петулю из темницы. Понимаете, мы здесь случайно, нам нужно вернуться в Выселки за диваном.