– Получилось… – растерянно сказал Носоломов. – А это что? – он подобрал берестяной список и развернул его. – Черты и резы? Очень интересно. Надо почитать. Вы идите, идите, – стал он выталкивать односельчан. – Нечего тут торчать. Учёным людям только мешаете…
Глава 14. Последняя
Василий Иваныч опустил в кипяток яйцо и заварил чай.
– …и о новостях культуры, – сказал диктор в телевизоре. – Вчера в Москве у памятника Пушкину состоялся несанкционированный митинг поэтов-авангардистов. Они требовали сбросить Пушкина с корабля современности и навсегда отменить четырехстопный ямб. К собравшимся через мегафон обратился капитан полиции, сотрудник отдела внутренних дел Иван Таукчи. Он призвал правонарушителей к порядку и закончил свое выступление словами: «Пушкин был, есть и будет!».
Василий Иваныч выронил яйцо. По полу растеклась жёлто-белая лужица.
– Не может быть! – ахнул пенсионер.
Он метнулся к письменному столу и открыл папку. Досье бесследно исчезло.
Василий Иваныч бросил дикий взгляд на календарь. Под тремя чёрно-белыми богатырями работы художника Васнецова В. М. значилась дата: среда, 22 апреля. Пенсионер выглянул в окно. На дворе шумела весна.
Он вышел на лестничную площадку и обмер. На стенке висело свежее объявление:
«Фирма аказываит все вазможные услуги. Оплата – по соглошению. Детям, пенсианерам и групам – скидка».
Василий Иваныч схватился за сердце. Он вернулся домой, выпил корвалолу, отдышался, надел чистую сорочку, отутюженные брюки и китель с орденскими планками, повязал галстук, причесался, побрызгался одеколоном, нахлобучил фуражку и решительно поднялся в квартиру 187.
– Витя, – спросила Геракл, – как лучше написать: «Пушкин побрызгал Игоря живой водой» или «Поэт воскреснул князя тоже живой водой»?
– Окропил, Катя, – рассеянно отозвался научный руководитель, исследуя под микроскопом волокна пеньковой веревки – идеального проводника сверхкоротких волн.
– И ещё про эту… персиючку… напиши, – посоветовал Бонифаций. – Что он её… не это… в набежавшую волну.
– Кого? – удивилась Катя. – Я эссе про Пушкина переписываю.
– Так Разин же, – объяснил Петуля. – Наш с памятником друг.
– А-а, – понимающе протянула девочка. И приписала: – Разин хотел утопить персиючку в воде. Но Пушкин не дал, потому что он был благородный и справедливый.
– Дзи-инь! – позвонили в дверь. – Дзинь! Дзинь! Дзи-инь!
Спиноза неохотно оторвался от увлекательного исследования и вышел в прихожую. Через минуту он с растерянным видом вернулся. За ним в полном параде показался известный всему двору Василий Иваныч.
Старик внимательно осмотрел комнату. Диван был на месте. Рядом почему-то оказалась обшарпанная лавка. На ней стоял горшок с круглыми деревяшками. Девочка за столом прилежно делала уроки. Двоечник старательно начищал мелом старинный солдатский кивер.
– Играетесь? – подозрительно спросил пенсионер, косясь на белый халат и оранжевый шлем Корнецова-младшего.
Спиноза откашлялся:
– Ну что вы? Мы же не дети, чтобы играть. А вы, собственно, по какому вопросу?
Василий Иваныч дрожащей рукой протянул объявление, снятое со стены в подъезде.
– Клиент! – обрадовался Бонифаций. – Первый!
Он бросил на диван недочищенный кивер, гостеприимно смахнул с лавки пыль веков и вытащил из кармана айфон:
– Садитесь, пожалуйста. Ваше ФИО?
– В смысле паспортных данных? – уточнил Василий Иваныч.
– Ну, – подтвердил бизнесмен.
– Тёркин моя фамилия, – представился пенсионер. – Василий Иванович. Подполковник в отставке. Ветеран Великой Отечественной войны.
– Не может быть! – Рюрикович выронил айфон.
Геракл упала со стула.
Спиноза снял шлем.
– Вы… вы, товарищ Тёркин, нас не узнаете? – он вернул шлем на голову. – И так тоже?
Пенсионер присмотрелся и подкрутил седые усы.
– Как не узнать? Я давно за вами слежу.
– С… с тех самых пор? – заикаясь, спросила Катя.
– С тех самых, – сурово подтвердил общественник.
Ребята переглянулись.
– Это вы, дядечка Тёркин! – обрадовалась Геракл.
– Да, это я! – твёрдо сказал старик. – И пока ещё в полной памяти.
– В таком случае, вы должны помнить Бородино, – деликатно намекнул Витя.
– А как же! – пенсионер расправил усы и с выражением прочел:
– Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана.
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия…