Следовательно, фрагментарность в постижении мира необходимая и в сущности единственная предпосылка нашего определения вещей как случайных, или возможных. С первых и до последних своих произведений Спиноза повторяет, что «человеческая слабость» не позволяет охватить мыслью всю бесконечную цепь мировой причинности. Но отсутствие у Спинозы положительного знания такой цепи сопровождается категорической уверенностью в ее существовании. Сама же эта уверенность основывается на резком превознесении интуитивного познания, способного к целостному постижению мира, по сравнению с познанием опытно-абстрактным, неизбежно фрагментарным. Такое противопоставление, как мы видели, лежит в основе спинозовской методологии.
С высоты интуитивно-рационального знания все единичные вещи постигаются «с точки зрения вечности» как модусы единой субстанции и в качестве таковых они мыслятся уже не как случайные, а как необходимые. «…Если бы люди, — заявляет автор „Метафизических мыслей“, — ясно познали весь порядок природы (totus ordo Naturae), они нашли бы все так же необходимым, как все то, чему учит математика» (8, 1, 301). Следовательно, связь причин, постигнутая не фрагментарно, сколь бы ни были велики эти фрагменты сами по себе, а в масштабе всего мира, полностью исключает случайность вещей и событий как иллюзию воображения. Во вселенских масштабах все существующее существует только как необходимое, ибо оно предопределено всей совокупностью мировых связей. И в условиях такой позиции максимального знания необходимое как единственно истинное выступает прямой противоположностью случайного, как субъективного и иллюзорного. «Возможное и случайное, — поясняет одну из основных идей своей философии Спиноза, — лишь недостатки нашего разума», а отнюдь не состояния самих вещей (там же, 277).
Колоссальная проблема, которая встала в этой связи перед Спинозой и, можно утверждать, перед философским знанием вообще, — это проблема того, каким образом мир бесконечный можно мыслить как мир целостный и единый. Как установлено выше, механистический детерминизм Спинозы, а в принципе и любой другой требует потенциально бесконечного, безграничного мира, каким и выступает мир единичных вещей, воспринимаемых в их независимости от субстанции, ибо детерминация отдельных вещей не знает предела. Но познание такого мира всегда будет фрагментарным, и тем самым с потенциальной бесконечностью всегда связано представление о случайности вещей и событий, а различная степень этой случайности дает нам основание говорить об их возможности. Однако сама эта степень, выражающая величину фрагментов мира, предполагает и некий единый и абсолютный критерий. Таким критерием может быть только субстанция как величина актуально бесконечная. Неоднократно констатированное нами противопоставление субстанции вместе с миром порожденных ею модусов единичным, обособленным вещам, детерминирующим друг друга на первый взгляд вне зависимости от нее, и приводит Спинозу к формулированию таких принципов его онтологии, которые согласуются, по нашему убеждению, только с постулатом оконеченного (пространственно) мира.
В силу метафизического противопоставления актуальной бесконечности субстанции потенциальной бесконечности отдельных вещей все, происходящее в природе и человеческом мире, представляет собой реализацию не возможного, а только необходимого. Отсюда одна из основных формул «Этики»: «Вещи не могли быть произведены богом никаким другим образом и ни в каком другом порядке, чем произведены» (8, 1, 390). Метафизичность этого воззрения на природу состоит в неисторическом понимании ее. Поскольку «в природе ничего нового не случается» (8, 2, 103), она представляется Спинозе вечным настоящим, по существу лишенным всякого изменения и тем более развития.