В сущности, Ренан заявил то, что до него уже заявлялось не раз (к примеру, упоминавшимися на страницах этой книги Гессом и Ленау), но, говоря словами Тургенева, сказал не свое, но вовремя.
Спиноза, утверждал Ренан, никогда не требовал «отменить религию». Наоборот, он провозгласил новую «естественную религию», не нуждающуюся ни в чудесах, ни в догматах, ни в молитвах.
Эта идея Ренана была подхвачена и развита Константином Бруннером, создавшим собственный пантеон мыслителей, которые постигли истину в форме абсолюта и который включал в себя Моисея, Христа, Платона, Эккарта и Спинозу. Бруннер называл автора «Этики» «величайшим из всех людей», являвшим собой персонифицированную мудрость, олицетворенную истину.
В 1920-х годах страстным пропагандистом философии Спинозы как новой «экуменической» и «светской» религии, основанной на познании абсолюта, стал немецкий филолог и философ Карл Гебхардт (не путать с его полным тезкой нацистским преступником Карлом Гебхардтом).
Будучи главой спинозовского общества, Гебхардт провозглашал, что судьба поставила автора «Этики» над нациями, он принадлежит всем народам и является создателем «подлинно экуменической философии», которая одновременно является и религией, свободной от ограниченности любой национальной религии и гармонирующей с наукой.
Друг и соратник Гебхардта Зигфрид Хессинг в открывающей вышедший в честь трехсотлетия великого философа юбилейный сборник статье «Здравствуй, Спиноза!» обращается к духу Спинозы со своеобразной молитвой и восклицает: «Освободи нас от греха!»
Если для христиан существует «общность во Христе», основанная преимущественно на любви, а не на познании, пишет Хессинг, то еще больше оснований для создания «общности во Спинозе», основанной на неразрывном единстве знания и любви.
Такого же взгляда на Спинозу придерживался Альберт Эйнштейн (а из советских физиков — Лев Ландау), провозглашавший Спинозу родоначальником «космической религии». Заявляя, что «Бог не играет в кости со Вселенной», Эйнштейн отрицал принцип неопределенности Гейзенберга именно потому, что он во многом противоречил детерминизму Спинозы, его принципу необходимости, в который он свято верил.
Отсюда же другие знаменитые выражения Эйнштейна: «Наука без религии безнравственна, религия без науки — слепа»; «Мы можем лишь познавать законы Бога, а не навязывать Ему свои» и др.
Неудивительно, что в продолжающемся споре между дарвинистами и антидарвинистами последние нередко поднимают на щит Спинозу: по их мнению, великий философ, с его идеей Бога и отрицанием случайностей в развитии мироздания, в наши дни непременно поддержал бы сторонников теории «Разумного замысла». Теория Дарвина, основанная на случайных мутациях, почти наверняка вызвала бы у него отторжение.
Выдающийся французский спинозист XX века Марсель (Марциал) Геру в своем двухтомном комментарии к «Этике» заявил, что Спиноза с наибольшей силой, чем кто-либо, выражал две фундаментальные черты представителя современной западной цивилизации — жажду познания и любовь к свободе, удовлетворяя тем самым «двойную потребность ума и сердца» и исповедуя «абсолютную религию», «мистику без тайн».
Гегель, который, как уже говорилось, находился под огромным влиянием Спинозы и вместе с тем не упускал возможности «подпустить под него шпильку», был убежден, что Бог Спинозы — это, по сути дела, все тот же облеченный в субстанциональные одежды старозаветный еврейский Иегова (что уже было нами прокомментировано).
В связи с этим чрезвычайный интерес представляет и вопрос о том, как еврейские мыслители и религиозные авторитеты относились к учению Спинозы. Тем более что они, вне сомнения, лучше, чем кто-либо, осознавали еврейские корни его философии.
Раввинистические авторитеты обычно демонстративно дистанцировались от Спинозы так, как будто его никогда не существовало, однако начавшая формироваться в конце XVIII — начале ХIХ века еврейская интеллигенция в отношении Спинозы раскололась на два лагеря.
Если духовный лидер еврейского просвещения Моисей (Мозес) Мендельсон (он же «немецкий Сократ») открыто заявил о себе как о поклоннике Спинозы, то один из основателей современной гебраистики Самуил (Шмуэль) Давид Луццатто выступил с резкой критикой спинозизма.
Луццатто не только не одобрял идею о связи учения Спинозы с иудаизмом, но и считал это учение его полной противоположностью. Отрицание Спинозой акта творения, провидения, библейского откровения, свободы воли и морали, основанной на чувстве и милосердии, по мнению Луццатто, выводило Спинозу за рамки еврейской религии.