— Джейк?
Его ученик тоже нередко засиживался по вечерам. Лиам не раз заставал его в лаборатории после полуночи.
Профессор напряг слух. Ни звука.
Лиам окинул взглядом рабочее помещение. Микроботы бегали по «ветхому саду». Экран компьютера потемнел, переключившись в режим сна.
Ничего необычного.
Щелк!
Погас свет.
2
Тинк-тинк-тинк.
Когда Лиам Коннор пришел в себя, этот звук первым проник в его сознание.
Тинк-тинк-тинк.
Старый ирландец потерял ориентацию и ощущение времени, в уме вспыхивали мимолетные, разобщенные обрывки воспоминаний. Ему — двенадцать лет, он гуляет по зеленым холмам Слиго, ищет новые разновидности грибов. Ему — двадцать два, он на борту боевого корабля в Тихом океане, рассматривает лежащий на ладони латунный баллончик. Тридцать один год — их первый собственный дом в Итаке, его жена, совершенно нагая, лениво поднимается с постели. Пятьдесят девять — король Швеции вручает ему медаль. И вот ему уже семьдесят семь — он впервые видит правнука Дилана, его перекошенное от крика свекольно-красное личико.
Тинк-тинк-тинк.
Через минуту мысли успокоились, он снова стал самим собой, нынешним — старым-престарым ирландским гномом. Восемьдесят шесть — почетный профессор биологии Корнелльского университета.
Лиам сделал попытку пошевелиться, но тело не слушалось. Он не мог поднять руки, открыть рот. Туловище вроде бы в вертикальном положении, но нельзя сказать наверное. Перед глазами плавают черные кляксы. Ничего не видно, за исключением слабого свечения откуда-то сзади. Свет поочередно принимал желтый, зеленый и красный оттенки, каждый подчиняясь собственному ритму, то нарастал, то шел на убыль.
Тинк-тинк-тинк.
Знакомый звук. Где-то он его уже слышал. Что за чертовщина?
Лиам попытался мысленно восстановить события. Он работал в лаборатории — в этом можно было не сомневаться, — копался в «ветхом саду», а затем… полный провал в памяти. Сколько времени прошло? Что сейчас — другой день или все еще вечер понедельника?
Профессор не мог повернуть головы. Сидел прямо, а пошевелиться невозможно. Кто-то подкрался и ударил сзади по голове, догадался он. В ней до сих пор звенело.
Послышался новый звук — тихий, едва слышный шелест. Пауза. Затем звук повторился.
Кто-то дышит. Профессор не сомневался, что прямо за его спиной, в темноте, очень близко сидит человек.
Тинк-тинк-тинк.
Лиам попытался открыть рот, заговорить, но губы не размыкались. Язык тоже не слушался, прилип к основанию рта.
Ученый оценил обстановку, силясь перебороть острую, как от пореза ножом, боль в переносице. Он находился в громадном помещении, похожем на половинку цилиндра. Бетонный потолок в двадцати футах над головой по обеим сторонам правильным полукругом опускался до самого пола. Профессор сидел лицом к тыльной части цилиндра — покрытой пятнами, ровной бетонной стене в десяти футах от его лица. Лиам понял, где находится: в заброшенном хранилище боеприпасов на бывших военных складах Сенека, в полной изоляции от внешнего мира. За последние четыре года Лиам провел на этой базе не один месяц, торопясь довести до конца свой последний, самый главный, тайный проект.
Из-за спины вышла и остановилась прямо перед ним женщина. Ее лицо освещал слабый, пульсирующий свет, падающий из-за спины. Лиам сразу же узнал в ней свою преследовательницу. Азиатка, почти наверняка — китаянка. На вид — от двадцати до тридцати лет, на носу — маленькие круглые очки. Китаянка наклонилась вперед, почти вплотную придвинув свое лицо к лицу профессора. Ее черты озарял пульсирующий свет — желтый, зеленый, красный. Красивая. Два совершенно симметричных шрама на обеих скулах только подчеркивали ее красоту. Одежда, даже перчатки, — сплошь черная.
Женщина включила закрепленный на стойке светильник для фотосъемки. Пленник заморгал от яркого света. Постепенно из-за белых сполохов проступили очертания и цвета предметов. Лиам опять попытался заговорить, но не смог открыть рта. Голову сжимали какие-то тиски.
Когда глаза профессора привыкли к свету, китаянка поднесла к его лицу зеркало. Она поправила его, чтобы тот мог видеть собственное отражение.
Отражение в зеркале напоминало кошмар. Голову пленника охватывал металлический каркас. Распорки и обручи удерживали череп в неподвижности, как у пациента со сломанной шеей. Металлическая струбцина с резиновыми губками намертво зафиксировала челюсть. Человек в зеркале выглядел старым, очень старым. Старше даже, чем сам восьмидесятишестилетний профессор. Морщины на лице напоминали пересохшее речное русло, из черепа во все стороны торчали клочки седых волос. Лиам был похож на мертвеца, призрака из страшной сказки о Франкенштейне, с головой, закованной в шлем для пыток.