- Но ведь у вас и обувь была совершенно неподходящая для такого стихийного бедствия.
- Да, вы правы. Об этом я еще не подумал.
- Вот видите. Тем более плохо пришлось вашей жене. Дамы любят надевать легкие, вырезанные со всех сторон туфельки. Часто даже без пяток. Если снега, правда, намело столько, сколько вы говорите, то, уж во всяком случае, у вашей жены сразу должны были промокнуть ноги.
- Да, вполне возможно.
- Прошу прекратить смех! - раздраженно крикнул в зал председатель суда.
- Они несколько разнервничались, - сказал подсудимый, кивком головы показывая на зрителей.
- По-моему, это не ваше дело. Скажите лучше, что было с обувью и промокли ли у нее ноги?
- Забавная штука. Но на такие вещи человек иногда не обращает внимания.
- Вы хотите сказать, когда он решил уйти совсем?
- Да, примерно так.
- А улиц там не было?
- Улиц?
- Да, улиц или дорог? Ведь в большинстве случаев люди ходят по дорогам. Вы, очевидно, тоже. Ну а если там не было улиц, может, вы заметили дома? Или деревья? И еще что-то другое? Возможно, также фонарные столбы или садовые решетки. Или живые изгороди. Безразлично какие предметы.
Подсудимый покачал головой.
- Да, вот что мне как раз сейчас пришло в голову. Ведь была ночь и шел снег, небо, значит, было затянуто тучами. Одним словом, на земле воцарился абсолютный мрак. Как вы вообще могли разглядеть снежинки?
- На самом деле странно.
- Да и нам это кажется странным.
- Впрочем, может быть, это не так уж и странно. Прошу вас, господин председатель суда, подумайте вот о чем: откуда проникает свет, когда человек видит сон? Это ведь тоже неизвестно, и все же ты различаешь предметы совершенно отчетливо, иногда даже отчетливей, чем среди бела дня.
- Иными словами, было как во сне?
- Да, очень похоже. Но только, когда видишь сон, потом просыпаешься, и все оказывается на своих местах.
- Вы совершенно уверены, что это все же не был сон?
Подсудимый опять покачал головой, слегка улыбаясь.
- Из-за сна я навряд ли стоял бы сейчас в этом зале перед вами, сказал он.
Председатель суда, как видно, слегка растерялся.
- Да, правильно. Задавая эти вопросы, я хотел помочь вам вспомнить те необычайные события, которые с вами приключились. Ну хорошо, когда вы шли, увязая в снегу, вам не казалось, что вы можете встретить других людей? Во время сильного снегопада иногда случается, что вдруг перед вами вырастает какая-то неясная фигура. Человек чуть ли не сталкивается с другим путником.
- Нет, мы никого не встретили.
- Жаль. Хорошо было бы, если бы у вас нашелся хоть один свидетель. Ладно, ну а о чем вы, собственно, думали? Вы ведь должны были о чем-то думать в такой ситуации? Нельзя же просто так идти неизвестно куда. И к тому же с женщиной. Либо у человека есть какое-то намерение, либо определенная цель, либо... Да, либо он должен встревожиться. Ведь при таких обстоятельствах легко заблудиться, не найти дорогу обратно. Видите, я изо всех сил стараюсь представить себе эту снежную вьюгу.
- Но это невозможно, господин председатель суда.
- Помогите же мне, пожалуйста. Вы взяли свою жену под руку?
- Нет, мы шли рядом, на известном расстоянии.
- Жена ваша могла споткнуться.
- Мы шли по ровной земле. По широкой бескрайней равнине. Она была похожа на замерзшее озеро.
- На озеро? Очень интересно. Почему вам на ум пришло озеро?
- Наверно, потому, что где-то поблизости было озеро, пусть раньше. Я просто привел сравнение. Может, это и не было замерзшее озеро. Просто равнина, широкая равнина, у которой не видно ни конца ни края. Так мне кажется.
- А ваша жена не испугалась?
- Навряд ли. Когда женщины решаются на что-то, они менее пугливы, чем мужчины. Впрочем, мы не разговаривали друг с другом.
- Не сказали ни слова. Почему же?
- Слова уже были не нужны.
- Но послушайте, подсудимый, предположим, я очутился бы в вашем положении, а жена моя шла бы рядом... Нет, это невозможно представить себе. Неужели вам не кажется, что это было жестоко?
Подсудимый не отвечал. Он напряженно думал, лоб его прорезали морщины.
- Вы это признаете? - спросил председатель суда, помолчав немного.
- Признаю? Что?
- Что это было с вашей стороны жестоко.
- Вот оно что. Нет. Или да, признаю. Может быть, немного жестоко. Но разве от этого есть средства... Похоже, как при головной боли. Глотаешь таблетки, когда нет сил выдержать, и тогда кажется, что тебе стало легче. Но головная боль все равно осталась. Притаилась где-то в глубине. И ты это чувствуешь очень хорошо, но, поскольку благодаря таблеткам острота прошла, надеешься, что избавился от своего недуга.
- У вас часто бывают головные боли? - быстро спросил председатель суда.
- Не чаще, чем у других людей.
- И тогда вы принимаете таблетки?
- Конечно. Зачем же мучиться?
- А сейчас у вас тоже болит голова?
- Нет, по я немного устал.
- А как было в ту ночь? У вас болела голова? Вы принимали таблетки?
Подсудимый улыбнулся.
- Ах, господин председатель суда, даже проводить аналогии мне и то не разрешается, меня сразу ловят на слове. Ведь правда? Но не все же можно перевести на язык юриспруденции. Если настаивать на этом, недоразумений не оберешься. Да и обычный язык не в силах многое выразить: слова подобны таблеткам от головной боли. Просто мне кажется, что нам с женой уже не было необходимости беседовать. Мы оставили позади мир с его головной болью - словами. И то была не моя заслуга, а заслуга жены, ведь я оказался несостоятельным. Все равно, снег был само совершенство: прохладный, мягкий, бесшумный и одинокий! Ах, боже, как легко довериться снегу! Нет, не надо было бояться, что ты встретишься с кем-нибудь и столкнешься с ним. Вот в чем дело. Но я оказался несостоятельным, еще не созрел для счастья. Я оглянулся, сам не знаю почему. Впрочем, может быть, знаю, ведь у меня теперь появилось много времени, чтобы осознать свое тогдашнее поведение, хотя осознание плохо помогает, - наверно, мне тоже следовало до этого плакать по вечерам. Тогда и от меня остался бы лишь носовой платок со следами слез. Но я был чересчур труслив, чтобы открыто отказаться от всяких страховок. Вот почему я нахожусь здесь и причиняю вам столько хлопот, - сказал подсудимый, улыбаясь. - Люди, которые оглядываются назад, по справедливости садятся на скамью подсудимых.
- Когда вы говорите, что оглянулись назад, вы имеете в виду какое-то определенное происшествие, которое случилось в ту ночь? - спросил председатель суда. - Или точнее: вы оглянулись, бредя по снегу? И при этом выпустили из глаз жену? Я прав? Она, стало быть, прошла дальше, пока вы оглядывались? Так прикажете вас понять?
- Не исключено, что я и не оглядывался вовсе. Кто это может сейчас вспомнить? Ведь снег - повсюду. Даже моих следов уже там нет, их сразу же замело снегом. И это самое восхитительное. Все вокруг бело: наверху и внизу, слева и справа, - и хлопья валят не переставая. Меня спрашивали, сколько часов это продолжалось. Спрашивал полицейский и засекал время, глядя на часы. И следователь спрашивал, чтобы занести в протокол. Но снег идет уже целую вечность и никогда не перестает идти. Большие белые хлопья. И здесь, где мы сейчас находимся, тоже идет снег. Мы говорим и говорим, но слова не проникают вглубь. Они замерзают и в конце концов падают на землю в виде все умиротворяющего снега. Надо только научиться смотреть. Неужели вы этого не понимаете, господа? Снег засыпает людей, которые сидят за одним столом и пытаются беседовать друг с другом поверх белой скатерти. Один спрашивает: вкусный ли сегодня суп? Другой, он сидит напротив, отвечает: да, он на редкость вкусный. А пар от тарелок с супом поднимается к потолку и падает вниз в виде снежинок. А потом приносят второе блюдо мясо. Когда мясо режут, нож соскальзывает и издает неприятный звук, в это время сидящие за столом беседуют о мяснике, о том, что он говорит, и о цепах на мясо. Обсуждают газетные новости и изрекают: те или эти знакомые делают то или это, и живут они, пожалуй, не по средствам, зато в свое удовольствие, и если опять начнется война, то они по крайней мере будут знать, что успели кое-что урвать от жизни, в этом смысле им не в чем будет раскаиваться. Но самое главное - это здоровье. И так продолжалось без конца, семь лет подряд, целую вечность. Слова! Слова! И непрестанно шел снег. Снежные хлопья падали все гуще. Люди за столом уже давно не видят сотрапезников. Тем не менее они не встают, чтобы обойти вокруг стола и приблизиться друг к другу. Они говорят, не обращая внимания на снег, каждый на своей стороне стола. Слова, слова. Снег хочет подарить им одиночество, но они не принимают его подарка. Не примут до тех пор, пока не задохнутся... Может быть, я по старой привычке выкликал неправильное имя? Может быть, мне и вовсе не надо было ее звать? Неужели и я оказался недостойным одиночества? Неужели и я предал, пропустил свой единственный шанс? Тогда меня следовало бы...