Алёна.
Подпятый пролистал два снимка — появилась эмблема автобуса и государственный номер.
— А дальше, — сказал он и посмотрел на Юру, — дальше было дело техники. Короче — вот. Пять часов пятьдесят минут. Камера наблюдения у платформы «Вышгородская». Не без труда, но можно разобрать…
— Да, — сказал Юра. — Автобус тот же. А вот это, наверное, Алёнка идёт…
— Очень похожа. Ну и по времени всё совпадает. Таксиста мы, правда, не нашли, но это мог быть частник-одиночка. Или кто-то выполнил левый рейс. Но, думаю, это нам уже ничего нового не даст.
Юра подумал.
— Пожалуй…
— В автобусе мы насчитали шесть человек, включая водителя, — сказал Подпятый. — Но пока никого больше не установили. Водителя тоже. И машину не нашли. Даже номера такого не выдавалось. Впрочем, расследование этого эпизода пока прекращено, поскольку, сами понимаете, приказано сосредоточиться на главных фигурантах, а это — так, побочный эпизод. Понимаете меня?
Юра только развёл руками.
— Похищения нет, торговли людьми нет, дело передаётся в ГУБОЗ. А я еду в отпуск.
— И куда же?
— Ещё не решил. Куда жена скажет, туда и решу. Вот. А вам — всяческих успехов.
— Спасибо, — сказал Юра.
— Всё равно, — сказал Юра, — смотри: ты подходишь к этому автобусику, и дальше что? Дальше-то что? Говоришь: отвезите меня туда, где из меня сделают зомби? Нам самое начало цепочки нужно, мы лохи с тобой, мы ничего не знаем пока, понимаешь? Нужно прикинуться червячком…
— Это да, — глухо сказала Эля. Она сидела, уткнувшись носом и ртом в сплетённые пальцами кисти рук. — Первый шаг, первый шаг… Я ничего не знаю, но я что-то слышала краем уха, это меня заинтересовало, и я позвонила… позвонила…
— Интернет, — сказал Юра.
— Газеты объявлений, — одновременно с ним сказала Эля.
— Ищем, — сказал Юра.
— Постой!
Эля выскочила из-за стола, подбежала к вешалке, схватила Алёнкин плащ, вернулась. Замерла на секунду, потом сунула руку во внутренний карман. Достала сложенную вчетверо бумажку — вырезку из газеты. Развернула.
«Вы недовольны своей жизнью? Вас окружают люди, с которыми у вас нет ничего общего? Вы занимаетесь работой, в которой не видите смысла? Всего лишь один визит к потомственной исправительнице Мирославе — и всё в корне изменится! Телефон 907 03 03, в любое время дня и ночи. Всего один звонок — и у вас появится шанс. Не упустите его!»
Оба долго смотрели на бумажку.
— Ты думаешь, это оно? — спросил Юра.
Эля судорожно кивнула. Лицо её вдруг стало восковым.
— Что? — встревожился Юра.
Эля указала на своё горло. Потом, через несколько секунд сказала сдавленно:
— Я Алёнку… вот как тебя сейчас… на миг. Ей плохо там. Страшно. Не знаю, что случилось… Но это та самая бумажка. Так Аля сказала. Это след, Юра.
— След, — повторил за ней Юра. — Ну, что же… Вперёд?
— Я немного отдышусь. И знаешь что? Налей нам выпить. Для храбрости. Как у вас там говорилось?..
— Никак, на операциях мы не пили. Только если ранят — ну или потом, на базе, чтобы расслабиться. А перед или во время — ни боже мой.
— Значит, я бы у вас не смогла…
— …ты пойми, — пьяно говорила Элла, — я ведь с ней не разговариваю, вот как с тобой, например — ты слово, я два, ты слово, я четыре, — а происходит вот так. — Она сильно и быстро провела себе ладонью по лицу и отвела руку, а потом стала смотреть на неё: — Прикосновение, и видишь — остаётся какая-то пыльца, как с крыльев бабочки, и ты постепенно, постепенно втягиваешь, что она думала в тот момент, что чувствовала, что видела, как ей было — хорошо, плохо, мягко, твёрдо, сладко, кисло, — теперь ясно, да?
— Ясно, — сказал Юра. — Ты хорошо объясняешь. А что ты ещё умеешь? Что может пригодиться?
— Не знаю, — сказала Эля. — Мамка же меня не учила ничему, то ли не хотела, то ли не успела. Вот только прятаться, закрываться — и всё. А так… что-то выскакивает иногда, но я даже описать не могу… не то что использовать… Ах, да. Я иногда вижу в темноте. Ушами.
— То есть?
— Ну вот если совсем темно — в помещении — совсем… я могу вот так вот в ладоши хлопнуть, и на секунду всё как бы освещается. Неясным таким светом, будто от гнилушек, но разобрать, где что, — можно. Это я умею.
— Забавно, — сказал Юра. — Мне в детстве такие сны снились. Только у меня зелёным светилось. — Он не был уверен, что это были сны, но говорить такое не стал.
Эля преувеличенно пожала плечами, почесала висок. Красные волосы её слиплись и висели, воспалившиеся глаза всё норовили полузакрыться, на скулах горел нехороший румянец.