— Не обессудьте, вы не протрете мне очки? Фланелька вот там, на тумбочке.
Зураб Торадзе живо вскочил, взял очки и нежным, полирующим движением тщательно протер их.
«Он, вероятно, и оперирует как ювелир», — наблюдая за врачом, решил Давид Георгадзе и улыбнулся в душе собственному сравнению. Традиционное, издавна привившееся понятие — как ювелир. Мастерство какого ювелира сравнится со сложнейшими, филигранными операциями, проводимыми Зурабом Торадзе?
— Надеть вам очки?
— Нет, благодарю вас, вложите мне в руку.
Главный врач был раздосадован, что налаженный разговор оборвался в самый неподходящий момент.
В глухую тишину палаты снова вторглось монотонное жужжание аппаратуры.
Зураб Торадзе, не зная, как связать заново прерванную нить беседы, уставился на телеэкран. Там был полный порядок — симметрия и периодичность диаграмм не нарушалась. Они свидетельствовали об улучшении состояния и душевном покое больного академика. Долгая полемика, неожиданное, поразительное, трудно представляемое предложение почти никак не отразились на диаграммах, фиксирующих работу сердца.
Давид Георгадзе закрыл глаза и повернул голову к стене.
«Уснул», — с жалостью подумал главный врач. Настроение было отравлено, недавнее чувство приподнятости исчезло, пропало желание продолжать разговор.
— На чем мы остановились? — будто издали донесся голос академика.
Зураб Торадзе снова воспрянул духом.
— Вы, может быть, устали? Давайте отдохнем и договорим завтра.
— Нет, я не ощущаю усталости; прошу вас, доведем разговор до конца.
— Лучшие свои годы я пожертвовал проблеме пересадки мозга, — продолжил Зураб Торадзе прерванную речь. — Мои взгляды, как я говорил, разделяет весь мир. Каждый день на протяжении двадцати лет я производил эксперименты. Мы с коллегами первыми разработали и практически ввели в обиход операцию по пересадке тканей человеческого мозга. Впервые в мире я пересадил мозг собаке, эта операция принесла мне Государственную премию. Та собака жива по сей день.
— Искренне поздравляю вас! — Давид Георгадзе повернул голову и через силу надел очки. — Однако прошу вас во время операции учесть, что то была собака, а я человек.
Главный врач смешался, не понимая, шутит Давид Георгадзе или таким странным образом дает согласие на операцию.
— Конечно! — растерянно продолжал он. — Конечно. Я объясняю вам, что идея пересадки мозга посетила меня отнюдь не тогда, когда вас доставили в мой институт. Уже два года я безоговорочно верю, что и научно, и психологически, и практически я в состоянии провести сложнейшую операцию пересадки мозга человека. Не сосчитать, сколько трупов я изучил, сколько сотен и тысяч деталей уточнил. Вам известно, что нашим законодательством пока не предусмотрено право на пересадку мозга. Кто ответит, сколько пройдет лет, а возможно, и десятилетий, прежде чем пересадку человеческого мозга узаконят. Официальные круги только тогда сочтут пересадку мозга целесообразной и необходимой, когда человечество глобально поверит и психологически будет готово к подобной операции. А я уже сегодня способен провести эту сложнейшую, небывалую операцию. С какой стати я должен дожидаться постепенного назревания вопроса? С какой стати я должен поступиться первенством? Да, я человек, и мне присущи человеческие слабости, и меня гложет червячок лидерства. Мое честолюбие ни с какой стороны не предосудительно. Я — ученый, мне хочется сказать свое слово сегодня и первым. Не буду обманывать вас и скрывать — я заранее торжествую мою победу, мой триумф!
— Что ж, и я заранее приветствую вашу победу, хотя, насколько мне представляется, один из ее лавровых венков принадлежит мне. Однако позвольте спросить вас вот о чем. Если пересадка мозга не разрешена государственными законами, как вы решаетесь на операцию?
— Об этом не беспокойтесь! — Главный врач почему-то понизил голос до шепота, хотя его приглушенная речь не утратила ни силы, ни убедительности. — Я и мои ассистенты проведем операцию втайне. Они многим мне обязаны. Их карьера и будущее в моих руках. После операции они становятся непосредственными участниками сговора. Поверьте, мы сумеем сохранить тайну.
— Если об операции никто не узнает, каким же образом вы получите мировое признание?
— Как только закон позволит пересаживать мозг, я сразу открою тайну. И в тот же день представлю обществу молодого академика Давида Георгадзе.
— Вы полагаете, что к десятилетней годовщине вашей операции человечество непременно сочтет законной пересадку человеческого мозга?