— Слушаю, батоно Отар!
— Мне звонили из Москвы.
— Вы выглядите очень взволнованным и радостным, приятное известие, не так ли?
— Меня поздравили с вашим большим успехом и просили, чтобы я уладил все формальности, связанные с вашей докторской диссертацией.
— Безгранично вам благодарен за столь приятную новость. Надеюсь, вы не оставите без внимания просьбу академика Матвеева?
Отар Кахишвили медленно закипал от бешенства. Сердце так колотилось, что, казалось, разорвется, как ручная граната.
— Злорадствуете?
— Почему вы позволяете себе такие непотребные слова?
— Боже мой, как я обманут. Разве я с первого же дня не понимал, что в ваших жилах клокочет кровь Иуды?!
— Скажу откровенно, я потрясен вашим ораторским искусством. Оказывается, вы с первого дня знали про иудину кровь, клокочущую в моих жилах. Великолепно! Браво, профессор, браво! Но я гораздо раньше знал, что в ваших, Отара Кахишвили, жилах течет не кровь, а помои.
— Подонок! — Кахишвили с такой силой хватил по столу ладонью, что сам скривился от боли.
Рамаз с издевкой улыбнулся:
— Поосторожней в выражениях, как бы не пришлось пожалеть о них. Учтите, что мой лифт поднимается вверх, а вы застряли в темной шахте.
— Я вижу, вы уже не стесняетесь людей, окончательно потеряли честь и совесть, но что вы ответите богу, богу?!
— Бог принимает нас только в загробном мире, а я еще не собираюсь туда!
— Отец столько не делает для сына, сколько я сделал для вас. Я не отрицаю вашего таланта и способностей, верю и в ваш сверхъестественный дар, но сколько я крутился, чтобы пробить вам дорогу! В полгода вы сдали программу за три курса, за дипломную работу сразу получили звание кандидата! Вам невдомек, сколько инстанций я поднял на ноги, сколько пробил бюрократических заслонов, вспомните, какую рекламу я создал вам! Я уже не упоминаю о принятии вас на работу и о предоставлении вам огромной лаборатории для экспериментов. И что же я получил за это, вы даже не поблагодарили меня!
— Благодарность — привилегия сильных. Я рад, что вы считаете меня сильным человеком. За ваши большие труды и заботу приношу вам глубокую благодарность. Обещаю вам, что непременно отведу вам место в своих мемуарах.
— Насмешки надо мной строите?
— Мне думается, что наоборот, уважаемый директор, и вообще, я не могу понять, за что вы меня поносите, чего вы хотите от меня?!
— Не знаете-таки?! Сейчас напомню. Вы, воспользовавшись моими порядочностью и простодушием, опечатали сейф. А затем проникли в мой кабинет, сняли сургуч, украли труд Георгадзе и сбыли его в Москве как свое исследование!
— Мягко говоря, обвинение ваше, товарищ директор, чистейшей воды клевета! — безмятежно, с ехидной улыбкой проговорил Рамаз.
— Вы воображаете, что я уступлю без борьбы? — Кахишвили выдвинул средний ящик стола и достал из него бумагу. — Я уже написал заявление в вышестоящие органы. Я официально заявляю, что вы воровски пробрались в мой кабинет, вскрыли сейф и украли исследование Георгадзе «Пятый тип радиоактивного излучения». Потом заперли сейф и, прибегнув к каким-то уловкам, которые не внове вам и вам подобным, снова опечатали его. На первый взгляд, план ваш прекрасно разработан. Сейф откроют только в октябре будущего года, а до той поры вы успеете пролезть в известные ученые. И потом, когда его откроют, там ничего не найдут. Одним словом, легенда об исследовании Георгадзе лопнет как мыльный пузырь. Но вы ошиблись, уважаемый Рамаз Михайлович, не предусмотрели одной пустяковой детали. Всему институту известно, какое исследование проводил Георгадзе. Пятый тип радиоактивного излучения — вот тема исследования нашего бывшего директора. Как случилось, что ваше исследование полностью совпадает с теоретическими предположениями и результатами экспериментов академика Георгадзе? — Глаза Кахишвили подернулись влагой, лицо приняло такое выражение, будто ему хотелось спросить — что ты на это ответишь? — Я официально обвиняю вас в тайном проникновении в мой кабинет, во вскрытии сейфа и похищении труда академика Георгадзе. Из-за чрезвычайного и нетерпимого положения, созданного вашим вероломством, я требую, вопреки завещанию академика, вскрыть сейф и возбудить в отношении вас уголовное дело!
Рамаз сначала улыбнулся, потом тихонько засмеялся и наконец расхохотался во все горло. Поначалу разгневанный, затем растерянный и наконец испуганный Кахишвили смотрел на него, жалко хлопая глазами.