— Вы правы: слишком затянули пустяковое дело. — Рамаз выпил боржом и поставил стакан на стол. — На сей раз постараюсь доказать вам, что я не изменник. Слышите, уважаемый Отар, я за две минуты докажу вам, что я не изменник. А вы возьмете свои слова обратно и извинитесь передо мной! Терпение, уважаемый товарищ, наберитесь терпения! Хочу доложить вам, что я не открывал сейф. Да, не открывал. И открывать его не имело смысла. Никакого исследования в сейфе не было, так как академику не удалось решить ту проблему, которую он точно угадал интуицией ученого, но целых пять лет подбирался к пятому типу радиоактивности ошибочной дорогой.
— Ложь! Бессовестная ложь! Уж конечно в сейфе не будет труда Георгадзе. Вы украли его, переписали, а затем, естественно, уничтожили.
— Я заранее знал, что вы скажете. И подготовил подобающий ответ. Прошу вас прочесть последнее письмо академика Георгадзе академику Матвееву. Оригинал его в Москве в сейфе академика. Владимир Герасимович сам прислал мне копию письма. Коль скоро вы посчитаете письмо подложным, можете позвонить в Москву или потребовать экспертизы. Еще раз повторяю вам, оригинал хранится у академика Матвеева. Прошу вас!
Рамаз подал Кахишвили письмо. Тот хищно схватил его. Сначала лицо его побледнело, потом чья-то невидимая рука в мгновение ока окрасила его в зеленый цвет. Директор сбился со счета, в который раз читал один и тот же абзац: «В больнице я познакомился с талантливейшим молодым человеком, Рамазом Михайловичем Коринтели. Вам недосуг запоминать все, но, возможно, вы помните, что я предполагал существование пятого типа радиоактивности. Как выяснилось, предположение мое было правильным, а путь решения проблемы ложным. И вот этот молодой человек, с которым судьба свела меня в больнице (как видите, все мы перед смертью, сдается, становимся идеалистами), по-моему, нашел правильный путь решения этой проблемы…»
«По-моему, нашел правильный путь решения этой проблемы»…
«Правильный путь…»
— Так вы были знакомы с Давидом Георгадзе? — спросил убитый Кахишвили, глядя в письмо, в котором не разбирал уже ни одной буквы.
— Мне кажется, у нас нет повода сомневаться. Мы вынуждены верить академику Георгадзе.
— Он и шифр сейфа открыл вам?
— Нет, с какой стати он должен был открывать мне его? Шифр узнал я, я узрел пятизначную комбинацию!
— Если это письмо действительно написал Георгадзе, почему вы не захотели открыть сейф? В письме ясно говорится, что не он, а вы нашли правильный путь решения.
— У меня не было никаких гарантий, что вы проявите обо мне ту же заботу, что и академик Георгадзе. Не буду врать, мне достаточно было взглянуть на вас, чтобы понять, что вы за штучка. Я знаю все — как вы ходили в дом академика, как искали подлежащие возврату в высшие органы так называемые секретные документы. На самом же деле вам хотелось напасть на след георгадзевского труда. Я не верил, и, как оказалось, не напрасно, что вы протянете руку помощи молодому таланту. И я пошел на авантюру. Не отрицаю. Мне было нужно, чтобы вы проложили мне дорогу, помогли установить связь с Москвой, закончить в полгода три курса, представить дипломную работу в качестве кандидатской диссертации, утрясти многочисленные формальности и устранить бюрократические рогатки. Не заключи я с вами грязный контракт, не пообещай сделать вас соавтором труда Георгадзе, стали бы вы помогать мне? Не стали бы. И на работу бы не приняли, и из кабинета бы вытолкали взашей, угробили бы мой талант и призвание, и совесть бы вас не мучила. Попробуйте хотя бы раз победить сидящего в вас маленького человечишку и признаться, что я прав.
— Я признаюсь только в одном! — после недолго молчания сказал Кахишвили. — Я признаюсь, что побежден. И поделом мне, не поддавайся соблазну!
— Спасибо! — Рамаз встал.
— А вы, вы… — Директор не находил слов. — Я не знаю, кто вы, человек или сатана. Я не верю ни одному вашему сегодняшнему слову. Я знаю, что и в эту минуту вы врете. Пусть письмо написано Георгадзе, но я уверен — он вас не знал и в глаза не видел. Вы издалека околдовали и загипнотизировали его. И вас не гложет совесть за то, что к намеченной цели вы идете по кривой дорожке?
— Среди дорожек, ведущих к цели, самая быстрая — кривая, батоно Отар! А письмо покойного академика, могу поклясться, написано самим Георгадзе. Хотите — верьте, хотите — нет, мне все равно. Я удаляюсь и надеюсь, что сразу по моем уходе вы порвете написанную вами жалобу. Вы прекрасно понимаете, что так оно лучше и для вас, и для вашей научной карьеры. Счастливо оставаться, товарищ директор! — Рамаз грациозно поклонился и направился к двери.