— Мне нравится ваша предусмотрительность, — шутливым тоном похвалил Рамаз хозяйку и добавил: — Вам очень идет белое платье!
— Правда? — Взгляд обрадованной девушки метнулся к зеркалу.
Белое вечернее платье придавало Маке еще больше хрупкости и изящества.
Она увидела в зеркале, что почти не уступает Рамазу в росте. Несмотря на это рядом с мощным, сильным Коринтели она выглядит еще нежнее и женственнее.
«Какая танцовщица вышла бы из нее!» — мелькнуло в голове Рамаза, когда Мака пошла вперед, ведя его в зал. Он был не первым, кому при виде Маки Ландия приходило в голову такое сравнение.
Рамаз обрадовался, увидев в зале всего десять или одиннадцать человек.
Они разделились на две группы. Двое мужчин играли в нарды, трое стояли около них, наблюдая за игрой. Женщины беседовали, сидя в креслах.
Высокий, представительный мужчина негромко, но деловито разговаривал с другим, приблизительно одного с ним возраста. В руках оба держали узкие, на длинной ножке, бокалы с минеральной водой.
При появлении Рамаза в зале установилась тишина. Рамаз понял, что все ждали его, и от внимания молодого человека не ускользнуло любопытство, вспыхнувшее в каждом взгляде.
Вдруг из глаз молодой женщины, как из двуствольного ружья, вылетели две пули. Рамаз вздрогнул — против него в коричневом кожаном кресле сидела Лия Рамишвили. Ее рука с сигаретой, поднесенной к губам, словно окаменела.
Рамаз на мгновение опешил, но тут же взял себя в руки. Как ни в чем не бывало, улыбаясь, обвел взглядом всех гостей и, наконец, остановил его на высоком, представительном мужчине. Не только по солидности, возрасту и росту, но и по выражению его лица он догадался, что это отец Маки Ландия.
Георгию Ландия перевалило за пятьдесят, но живота у него даже не намечалось. На первый взгляд фигура этого высокого мужчины казалась как будто худой и слабой, но ощущение собственного достоинства, выработанное долголетним пребыванием на высоких постах, придавало ему вид уверенного в себе, сильного человека. Он так артистично держал в руке высокий бокал, что не оставалось сомнений в изысканности его манер.
— Рамаз Коринтели! — улыбаясь, не без торжественности объявила Мака и первым представила гостю отца: — Рамаз, познакомьтесь, мой папа, Георгий Ландия.
Рамаз поклонился и подождал, пока ему протянут руку.
— Я, правда, химик, — с улыбкой обратился к нему хозяин дома, — но, поверьте, прекрасно постиг глубину вашего открытия.
— Ваша оценка — большая честь для меня! — благодарно поклонился Рамаз.
— Уважаемого Ираклия Беришвили вы, вероятно, знаете, — известный всей Грузии кардиолог и наш сосед по лестничной площадке.
— Очень приятно! — Рамаз протянул руку кардиологу.
— Это мои закадычные школьные и университетские подруги. Сегодня я пригласила самых близких людей.
Девушки встали, по очереди протянули руки Коринтели, внимательно рассматривая его.
Рамаз чувствовал, что понравился им.
Его смелость и самоуверенность возросли еще больше. Подойдя к креслу Лии Рамишвили и чувствуя, что не испытывает при этом ни малейшего волнения, он совсем расхрабрился.
— Рамаз, позвольте вам также представить близкого друга нашей семьи и нашу соседку по этажу Лию Рамишвили. Скоро придет и ее супруг.
— Очень приятно! Рамаз Коринтели! — открыл он Лии свои подлинные имя и фамилию.
Лия не поднялась с кресла. Она скованно кивнула Рамазу и картинно поднесла ко рту сигарету.
«Неужели не узнала?
Она не видела меня с усами».
На мгновение их взгляды встретились, и Рамаз сразу почувствовал, что творится в душе молодой женщины, но, не подавая виду, последовал за Макой.
— Гиви Кобахидзе, главный редактор нашей студии.
— Очень приятно! — Рамаз протянул руку молодому, но уже обрюзгшему мужчине и почему-то не смог сдержать насмешливой улыбки.
«Чем мне не понравился главный редактор? Видимо тем, что он начальник Маки», — решил он.
Игроки уже сложили нарды и отодвинули их в сторону.
— Мои друзья по школе и университету!
— Очень приятно! — повторял Рамаз, пожимая всем руки, однако ему и в голову не приходило запоминать их имена.
— Можете сесть сюда! — Мака указала на кресло.
Рамаз опустился в него и достал из кармана пачку «Винстона». При виде этих сигарет у Лии Рамишвили округлились глаза.
«Неужели это он? Неужели он?»— завертелась в ее голове одна фраза.