— Одну минуточку…
— Прошу вас, не прерывайте, пока я не выскажусь до конца.
Академик замолчал. В палате снова установилась тишина, но главный врач не решался нарушить ее.
Слегка приподнявшись, Давид Георгадзе знаком попросил врача перевернуть его на спину. Тот помог ему. Академик с трудом положил голову на подушку и снова уставился в потолок.
— Я понимаю вас, — начал он слабым голосом. — Вы — хирург. Великолепный специалист, ученый, жаждущий поисков и находок, смелый практик и вообще смелый человек. Вас в первую очередь прельщают сама сложность операции, добытые результаты. Ваша амбиция ученого и искателя будет полностью удовлетворена, когда сложнейшая операция увенчается успехом.
— Не обижайтесь, я не только хирург, который бахвалится и кичится удачно проведенной операцией. Мой выбор пал на вас потому, что я сожалею о вашей смерти. Наряду с экспериментом мне хочется спасти ваш интеллект. Я непоколебимо уверен, что молодое тело и ваш по-юношески живой мозг создадут полностью гармоничную личность. Хотя мне до сих пор не приходилось пересаживать мозг человеку, я уверен, не сочтите за хвастовство, что операция пройдет успешно. Меня соблазняет именно то, что с помощью чужого мозга и чужого тела я сотворю первого в мире уникального человека. Создам человека, уже в юные годы без труда получившего большие знания и опыт. Я уверен в величии сотворенного. Я уверен, что не нарушу гармонию провидения. А если поставить вопрос более приземленно, более бухгалтерски, то из умирающего академика и заурядного юноши с парализованным мозгом я создам одного, но человека величайших знаний, таланта и интеллекта!
— Я первый, к кому вы обращаетесь с вашим предложением?
— Да, да, вы первый. На все есть свои причины. У меня были кандидатуры, но я воздержался по двум соображениям. Во-первых, мозг должен стоить спасения. И второе — не все понимают величие этого гигантского шага в науке, к тому же не все так бесстрашны, как вы.
На этот раз Давид Георгадзе сумел усмехнуться.
— Я не переношу и не ценю бесстрашных от природы людей. Я такой же трусливый, как каждый нормальный человек. Героизм — это именно преодоление страха. Итак, предположим, что операция удалась. Кем я стану после нее?
— Вы останетесь самим собой, — обиделся Зураб Торадзе. — Начинать все сначала? Разве мы не договорились, что такое человек? Человек — это мозг, а все остальное — подсобные детали этого сложного организма.
— Я спросил вас о другом. Кем я буду официально, по паспорту?
— Пока мы не откроем тайну, Рамазом Коринтели, но какое имеет значение написанное в паспорте?
— Очень большое. Первое — официально я уже не буду самим собой, у меня обнаружатся молодые родители, братья, сестры…
— Только сестра, единственная сестра, которая живет отдельно. В вашем распоряжении однокомнатная, точнее полуторакомнатная, квартира на проспекте Важа Пшавела.
— Видите ли, у меня будет единственная сестра, но я же должен знать имена и фамилии родителей, бабок и дедов, соседей, друзей, знакомых, однокурсников?
— Не беспокойтесь, батоно Давид, не беспокойтесь об этом. Все у нас учтено и предусмотрено. — В голосе главного врача прорывались нотки радости. Он чувствовал, что академик недалек от согласия. — Как только вы достаточно окрепнете, мы с вами обсудим все детали. Медицина знает множество примеров, когда после мозговой травмы к пострадавшему возвращались сознание и разум, но он напрочь забывал прошлое. Вы будете вежливы со всеми, но со скорбной миной будете говорить, что никого и ничего не помните. Почему вы качаете головой, вы не верите мне?
— Не знаю, что и сказать. По-моему, создается весьма щекотливая ситуация. Я забыл сестру, друзей, близких, собственное имя. Вместе с тем я прекрасно помню астрофизику, множество научных проблем, иностранные языки, чего Рамаз Коринтели не знал никогда. Между прочим, говорят, что я хорошо играю на пианино. Вам, вероятно, известно, что мои родители были музыкантами. Отец играл на скрипке в симфоническом оркестре. Он всей душой желал, чтобы из меня вышел музыкант. Заставил меня окончить музыкальную школу. Моя же душа тянулась к физике. Хотя я и музыкой не мог поступиться. Музыка единственный для меня способ отдыха и разрядки. И вот после операции в один прекрасный день моя сестра, друзья и знакомые видят, что я сажусь за пианино, разве это не странно?