— Это препятствие устранимо легче всего — в течение месяца, пока вы не «вспомните» всех из вашего окружения, воздержитесь проявлять свои исключительные способности и знания. Потом мы все вместе создадим легенду, что в результате особого лечения ваш разум обнаружил поразительную способность восприятия. Вы засядете за физику и астрономию и в несколько месяцев убедите всех, что ваши способности раскрылись с невиданной и поразительной силой. Люди любят сенсации. Любят, когда рушится рутина повседневности. Я уверен, вы так убедите всех, что вам самому станет смешно. В двадцать пять вы защитите докторскую. Ваше имя окутает ореол славы, вы сделаетесь популярнейшим человеком, кумиром женщин…
«Женщин», — во второй раз умудрился усмехнуться академик, хотя сейчас ирония довольно явственно была разбавлена каким-то приятным чувством, очевидно, как-то связанным с женщиной.
— Да, да, ваши семимильные шаги в науке создадут вокруг вас ажиотаж и сенсационные истории!
Главный врач замолчал, вынул из кармана платок, вытер со лба пот и негромко, но твердо проговорил:
— Вы согласны?
— Допустим, через несколько лет операция по пересадке мозга будет официально разрешена. — Опережая ответ, академик продолжал: — Тогда ведь вы обнародуете тайну?.. Тогда ведь…
— Понимаю, что вы хотите сказать. Да, тогда мы откроем, кто вы такой. Представляете, какая поднимется буча? Вы моментально станете уникальным, популярнейшим человеком, вы, Давид Георгадзе, чей мозг пересадили первым во всем мире, навсегда останетесь в памяти нынешнего и грядущего поколений нашей планеты!
Давид Георгадзе не отрывал глаз от потолка.
— Итак, вы согласны? — вдохновенным полушепотом спросил врач.
— Не так-то легко переварить подобное предложение, тем более дать согласие.
— У нас уже нет времени, времени! Хорошо, батоно Давид, подумайте еще. Взвесьте все основательно. Сегодня же вечером вы должны ответить мне, в крайнем случае завтра, в девять утра. Вы меня понимаете?
Молчание.
— Вы меня понимаете? — повторил врач.
— Не сердитесь. Вечером вы получите ответ, до утра нечего обдумывать. Мне не хочется проводить ночь в размышлении, я хочу выспаться.
— Прекрасно! Мне импонирует ваше спокойствие. Вы никогда не теряете чувства юмора. Это указывает на твердость и мужественность вашего характера! — У Зураба Торадзе поднялось настроение. — Хочу сказать вам еще нечто, по-моему, очень значительное. С сегодняшнего дня я веду подробную фиксацию всех документов и событий, связанных с операцией, начиная с момента моего появления у вас. Весь наш разговор записан на магнитофонную пленку. Его размножат в пяти экземплярах и сохранят в пяти разных местах до тех пор, пока у нас не появится возможность обнародовать тайну.
— Мне нравятся ваши предусмотрительность и оперативность. Я верю, что операция пройдет успешно.
— Благодарю вас, батоно Давид, ваша уверенность придает дополнительные силы. С сегодняшнего дня вы становитесь исторической личностью, ваше имя прогремит на всю планету. Не огорчайтесь, но пересадка мозга принесет вам большую известность, чем ваши астрофизические открытия и теории.
— Я никогда не гонялся за славой. Меня привлекает то удивительное, невероятное превращение, которое последует за пересадкой мозга. Привлекает только и только с точки зрения науки.
— Я и не представлял иного. И, как видите, не ошибся в выборе. Пожелаю вам всего хорошего. В девять часов вечера мы встретимся. Я верю в вас. Заранее знаю, что вы согласитесь.
Давид Георгадзе закрыл глаза. Ему хотелось остаться одному. Он ни о чем не думал. Он ждал, когда затихнет шум шагов главного врача. Вот с жужжанием открылась тяжелая железная дверь и снова закрылась.
Больной облегченно вздохнул, кое-как перевалился на бок. Диковинный, невообразимый до сегодняшнего дня диалог, видимо, утомил его. Сон тут же сморил академика.
Зураб Торадзе сел в кресло. Уперся по обыкновению локтями в письменный стол и спрятал лицо в ладонях. Здесь же находились его верные друзья и коллеги, будущие участники секретной операции, двое мужчин и две женщины. Все четверо не сводили напряженного взгляда с главного врача. Они не пропустили ни одного слова, записываемого на магнитофон. Когда Торадзе появился в кабинете, всем хотелось броситься к нему, поздравить с почти окончательной победой, но у главного врача было такое усталое, осунувшееся лицо, такие запавшие глаза, что никто не решился произнести ни звука. Друзья его не ошиблись. Во время беседы с академиком Зураб Торадзе вкладывал в каждое слово, в каждую фразу столько энергии, душевного напряжения и эмоций, что, переступив порог кабинета, сразу почувствовал, как он вымотан и опустошен. Все тело казалось раскаленным, как выкипевший на огне чайник. Он даже не вспомнил о сигаретах. Он сидел и молчал.