Он медленно выпрямился и подошел к птице. Он вгляделся в красные шары, которые мигали ему в ответ.
− Черт,- сказал он. - Заткнись!
Голос донесся из-за темной сетчатой двери позади него.
- Ты, птица.
Два слова, чтобы прояснить цель команды. Харин обернулся.
- Просто смотрю на твою птичку,- сказал он без всякой надобности. - симпатичный попугай.
Он подошел к сетчатой двери.
- Мой сторожевой пес,- сказала женщина. - Напугал вас, да?
Харин смущенно улыбнулся. Он показал ей свое удостоверение и рассказал ей, что делает.
- У вас есть ее фотография? - Ее голос был хриплым.
Глаза Харина уже привыкли к полумраку, и он увидел, что она стоит в тонком хлопчатобумажном платье, уперев руки в бока и широко расставив ноги. Ей было чуть за пятьдесят, длинные волосы были собраны на макушке, чтобы смягчить жару. В руках она держала белый носовой платок, которым постоянно вытирала вокруг рта. Харин вытащил фотографию из кармана и поднес к лицу. Она молча смотрела на него.
- Она мертва на этой фотографии? - Харин кивнул.
Женщина отодвинула ширму, протянула руку и щелкнула пальцами, чтобы Лев передал ей фотографию. Он отдал ее ей, чувствуя себя маленьким мальчиком, повинующимся строгому учителю. Она стояла, придерживая ногой открытую ширму, и внимательно смотрела на фотографию. Она начала слегка двигать головой, а затем более определенно, пока это движение не переросло в кивок. Твердый кивок.
- Я знаю ее.
Попугай зашумел.
- Вы ее знаете?
Женщина посмотрела на Льва.
- Разве я неясно выражаюсь? Я знаю эту девушку, эту прекрасную девушку.
- Я искал ее два дня, - сказал Харин.
- Кто-нибудь еще ее знает?- спросила она.
- Вы первая.
- А, понятно. - Она презрительно рассмеялась, без юмора. - Никто ничего не знает, да?
- Вот и все, - сказал Харин.
Даже сейчас она не была непривлекательной женщиной, но когда-то, должно быть, была действительно поразительной. Она, конечно, потеряла форму, и кожа на ее лице уже давно начала обвисать, но безошибочная элегантность ее костной структуры все еще присутствовала.
- Дайте мне еще раз взглянуть на фотографию, - потребовала она. Харин передал фото ей. Она прищурилась, чтобы посмотреть: она не торопилась, потом начала щелкать языком по зубам.
- Что с ней случилось?
- Мы думаем, может быть, передозировка наркотиков.
- О, конечно. Передозировка наркотиков. Такое случается со временем. Должно быть, так оно и было, - сказала она таким тоном, который показывал, что она ни на секунду в это не поверила.
- Мы ждем отчета патологоанатома. Откуда вы знаете ее?
- Вы же знаете, она не местная.
Харин поднял брови.
- С востока Украины. Но она - исключение. Большинство из них-нечто иное.
- Вы сказали "Они"?
- Они! - Она покачала головой и съела дольку апельсина, рассеянно ломая кожуру на мелкие кусочки. - Ну, я могу сказать вам, что она не местная. Посмотрите на это лицо. - Она выставила вперед подбородок. - Вы думаете, я не узнаю местного жителя, когда вижу его? И выходцев с Кавказа. И всяких метисов. А она была с Украины. Она использовала суржик.
Харин подумал, что лучше начать все сначала. Он постучал пальцем по фотографии, стоящей перед женщиной.
- Да. - Женщина сунула в рот дольку апельсина и вернула Льву фотографию, пока давила сок из дольки и ела. - Я встречалась с ней, говорила с ней. И с другими тоже, некоторыми из них. - Попугай снова забормотал. - здесь есть тысяча способов чему-то научиться. Сплетни-наша страсть. Но лучший способ, самый безопасный способ-держать свои глаза открытыми, а дырки закрытыми.
Она широко улыбнулась, ей понравилось, как она это сказала. Харин заметил ее зубы. Они были исключительно белыми, прямыми и сильными. Он знал многих девушек, которые заплатили тысячи, чтобы получить такие зубы, и все еще не имели их. Она кивнула головой на лежавший на столе во дворе мощный бинокль.
- Армейские излишки, - сказала она.
- Да, это так, - ответил Харин.
- Из Мамайского лесопарка на Плеханова я вижу корабли, заходящие в порт. Я могу читать их имена и видеть грязную воду, вытекающую из крошечных отверстий. Я вижу, как люди ходят вокруг труб и башен на больших танкерах; я вижу, как они машут друг другу, разговаривают жестами. С этого маленького крыльца мне еще лучше видно улицу. Почему мне должно быть стыдно признаться в этом? Я смотрю в открытые окна по ночам и вижу, как пот пачкает их рубашки. Я даже могу читать по их губам. Эти улицы ночью - все равно что смотреть немое кино.