Все было как обычно; была только видимость нормальности. Невзоров размышлял над этими мыслями в тесноте своего кабинета, где зернистые фотографические детали человеческих голов были разложены перед ним, как изображения стольких разрозненных душ, которые нужно было собрать воедино. Он не видел, как подполковник Сафонов остановился в конце дня у его двери и пошел дальше. не видел он и того, что управление опустело и наполовину заполнилось новой, меньшей по размеру вечерней сменой. Он не видел ничего, кроме ярких золотых, сапфировых и рубиновых портретов безымянных мужчин, или слышал что-нибудь, кроме собственного внутреннего самоанализа, пока не зазвонил телефон и Евгения не напомнила ему, чтобы он возвращался домой.
Глава 17
Полина Тортунова лежала на диване и безучастно смотрела на беззаботные лица актеров в очередном телесериале. На экране телевизора по горизонтали поднимались темные волны, искажая головы Эрики и Дениса, которые боролись с отношениями любви и ненависти, которые, как они думали, закончились, но, очевидно, не закончились. Полина протянула руку назад и схватила розовую бутылочку жидкого транквилизатора. Она отвинтила крышку и отхлебнула, как из бутылки пива. Она вся дрожала. Волна мышечной слабости охватила ее, и она поставила бутылку на диван, не закрывая крышечку. Мгновение она лежала совершенно неподвижно, измученная. Ее голубое шелковое платье было распахнуто, и она смотрела на свои выступающие бедра. что подчеркивало вогнутость ее живота.
Последние три часа ее мучила сухая тошнота, и она практически видела свой позвоночник. Ее кожа выглядела и чувствовала себя бледной. Темно-коричневая полосочка волос на лобке напомнила ей о дикой копне обесцвеченных волос на голове. Они были мертвы до самых корней и стояли на ее голове, как у испуганного мультяшного персонажа. Оба оконных блока в ее двухкомнатном доме наверху были на распахнуты, но она все еще потела. Ее тело, спереди и сзади, было мокрым от пота, и тот выкатывался из-под обвисших грудей огромными жемчужными каплями, которые стекали по ее бокам.
Ее легкие чувствовали себя так, как будто они в них роились черви, а больное горло было покрыто снаружи толстым, студенистым слоем столярного клея, который она тщательно втерла, а затем густо размазала.
Каждый вдох, который она делала, вонял им, и когда он попадал в ее легкие, черви начинали отчаянно извиваться. Она закашлялась сухим, хриплым кашлем. Она попыталась посмотреть на экран. Денис был зол, но она не могла понять, что он говорит. Его лоб начал раздуваться по направлению к Эрике, пока не коснулся ее, а затем затылок Эрики раздулся в ответ и устремился к верхней части экрана. На этом дело не кончилось. Тот вылез из экрана и опрокинул статуэтку, которая упала на пол и разбилась вдребезги. Полина расстроилась из-за разбитой фигурки и начала вставать. как раз в тот момент, когда голова Эрики сжалась, за ней быстро последовала голова Дениса. Полина подняла голову, чтобы увидеть разбитые осколки. Она с удивлением заметила, что ее голая правая нога соскользнула с дивана и, раскинувшись на полу, безудержно дергается. Она опрокинула транквилизатор, который вылетел из бутылки брызгами розовой пены и испачкал стену. Нога ее осталась на полу, подпрыгивая вверх-вниз на пятке. Она закрыла глаза, легла на спину и позволила ей дернуться. Вот черт! Она никогда не болела так, как сейчас, без лекарств. Это было похоже на отходняк от наркотика без предшествовавшего кайфа. Она старалась быть объективной. У нее была головная боль, а потом вот это. Ладно, она всегда получала эту дрянь, когда она ходила по кругу. Надо выпить аспирина, очень много. Ее вырвет. О, значит, так оно и будет.