- Что за наваждение!
*
Зима в тайге – это серьезно. Мало желающих проводить дни свои в одиночестве, на приличном удалении от цивилизации. Там, где любая травма может стать роковой. Многие читали в детстве Джека Лондона, воспевающего мужество золотоискателей Америки, но мало кто понимал, насколько несхожа настоящая трескучая зима резко-континентального климата с мягкими зимами его рассказов. Замерзающие на лету плевки – красивая американская сказка. Полюс холода, Оймякон – это наше, российское. Минус шестьдесят.
В предгорьях Западной и Восточной Сибири так низко термометр не опускается, однако сорок пять ниже нуля – вполне достаточно. У кого термометр был – смотрели на него. У кого не было – доверяли собственному носу или синоптикам. Невесть когда пришедшие сюда осколки тюркских племен и джунгарских родов продолжали жить тайгой, у них не было выбора.
Охотники-промысловики и рады бы отсидеться в тепле зимовья, но проверять ставцы, ловчие пасти и капканы надо? Вот и шел знакомым маршрутом лыжник с лайкой, а по другой долине олешки грустно плелись, то в упряжке, то под вьюком.
Но этот караван гнала иная нужда. Третий кам рода ойротов спешил инициировать нескольких перспективных мальчишек совсем соплячьего возраста. Младшему было всего пятнадцать, он еще даже курил тайком от матери. Была бы воля, шаман и не взглянул на малявку.
Однако паренек уже дважды бился в припадке, а до того едва оклемался после отравления рыбой. Духи однозначно высказались за него. Четверо старших были предназначены к инициации с рождения, как дети старшего и второго шаманов.
*
Заполнив привычные бланки анкет, пофантазировав с пятнами Роршаха, Александр Матвеевич долго беседовал с другим психологом, женщиной со следами подтяжки на лице. Так он решил, наблюдая за неровной, слегка односторонней улыбкой собеседницы. Да и морщинистая шея не соответствовала гладким щекам, туго обтянутым кожей.
Психолог, судя по грамотной речи и ровному голосу, была неглупой особой, если на откровенность вызывать не стала. Спокойно констатировала, что результаты компьютерной обработки анкет получит только начальство, но её предварительный вывод – благоприятный, так что на работе в лаборатории он останется.
Психолога сменил третий, молодой парень, который неуважительно отозвался о предшественнице. Горлов счёл это провокацией, поддерживать обсуждение неудачной пластической операции не стал, отмолчался. Парень принес с собой пластиковые стаканчики, двухлитровую картонку яблочного сока, раскупорил, налил себе, предложил Матвеичу.
С удовольствием попивая холодный и прозрачный сок, тот в пол-уха выслушал инструкцию по проверке скорости реакции. Надо смотреть на экран компьютера, где быстро мелькали цифры, и нажимать на пробел. Просто нажимать, без связи с чем-либо. Горлов напрягся. Он когда-то читал - методика называлась «психозондированием», допрос через бессознательное. Вскипел протест:
«Ну, нет! Хрен вам, а не допрос!»
Александр Матвеевич представил, как ладонью отграничивает движение импульсов от подкорки в моторную зону спинного мозга, которая ритмично вспыхивала, посылая сигнал к мышцам руки: «Тупо, как дятел, долблю и долблю!» Потом переключил поток импульсов от глаз в слуховой центр – и вдруг ослеп.
Словно напурженный снежный козырек с крыши (ну, выскакиваешь из парилки, чтоб сигануть в сугроб!) – удар по макушке и холод по телу – так обрушился ужас. Однако сознание перетерпело мгновенный страх, оценило силу удара, как незначительную – что там весу в рыхлом снеге? - и успокоилось.
Место убывшего зрения заполнили звуки. Их оказалось много, и все такие разные – по силе, тональности, длительности. Ровное далекое гудение – это что? Мотор? А мерное поскрипывание – как маятник старых ходиков с кукушкой, в ритмическом соответствии с неким урчанием? Или тихое жужжание? А, понятно! Вентилятор компьютера...
Какофония помалу прояснялась – звуки и созвучия обретали свое лицо, муть рассеивалась, раскладывалась на отдельные составляющие. Картина приобретала глубину, первый и второй планы определились, и даже фон - кроме гудения – стал адресным.
Врач услышал, как в комнату вошел, тихонько ступая, Кирилл Игоревич. Его шаги отличались по тембру и по длительности от шагов двух других сотрудников лаборатории. Это невозможно объяснить словами, наверное, так музыкант с абсолютным слухом, скорее всего – дирижер, а не просто музыкант – способен различить в мелодии большого симфонического оркестра звук одного из десяти контрабасов или виолончелей.