Но привычка к подчинению, вбитая с детсадовского возраста, добавленная в институте и на работе - удержала. И врач смолчал. В углу посапывал Дик. Распластавшаяся на полу Венди ровно дышала. Лена собралась в клубок, обхватила коленки, положила голову на них, и посматривала перед собой на грязный пол.
Разговоры и движения прекратились. Алтарный придел стал похож на старое полотно про далёкие времёна - тусклые краски, темнота, затопившая углы, и безрадостные лица персонажей. Лампа, коптя, выбрасывала колеблющийся язычок пламени на разную высоту – то выше, то ниже, отчего все тени двигались и жили своей, отличной от оригиналов, псевдожизнью.
Снаружи стояла тишина, тоже тоскливая, шуршащая мелким дождем.
*
- Слышь, доктор, ты сечешь в психологии?
- Немного, как учили. Это ведь темный лес, людская психика. Есть утверждение, что абсолютно нормальных людей нет, все мы немного сдвинутые, тем и интересны окружающим...
- Ну, все равно, больше меня. Честно, доктор, боюсь, что нас эти чурки все-таки достанут, - ошарашил врача десантник. – Лучше, конечно, исповедаться, да попа под рукой нету. Вот так всегда! Самого нужного и не хватает. Бля, Россия-матушка, в Чечне не сдох, так в родной Сибири ласты склею!
Матвеичу признание пьяного вояки не понравилось. Встал, прошел к темному проёму, выглянул в большую комнату. Там царила непроглядная темнота. Страшная. Да, один он здесь караулить не рискнет. Ладно, сейчас надо убедить десантника перебраться сюда всем, а лампу поставить в алтарном приделе, как приманку. Обернулся. Стало заметно, что Арнольда сильно развезло. Черты лица сгладились, губы словно стекли вниз:
- ...хочу перед богом предстать с честными глазами. Мы здесь втроем, эти, – он кивнул на американцев, - не в счет. Для Ленки я и так вражина до гроба. А ты врач, обязан мою тайну сохранить, если выживем. Короче, слушай! Мы ведь были жених с невестой! Любовь–морковь, заявление в ЗАГС, делов–то оставалось на рыбью ногу, уже билеты заказали на свадебное путешествие, понимаешь? Пора уже вместе жить, да? А она - только после свадьбы, только после свадьбы... Думаю, с чего бы это, может, дефект есть? Или болеет? Спросил по-честному, сколько можно жениха динамить? Она: я зарок дала, достанусь мужу непорочной, у меня один мужчина на всю жизнь, я не буду, как моя мать... Пургу гонит, думаю. Кто поверит, что в двадцать два года невеста еще девственница? После мальчишника зашел, под градусом, естественно. Пообнимались, и я не удержался. Разок по печени, и стал мужем по полной программе. Потом извинился, но день же всего до свадьбы! А эта дура, эта дура... Меня бросила!
Арнольд рассказывал, и в голосе его звенела настоящая боль, боль оскорбленного и любящего мужчины. Но насколько гадко выглядел он в этой истории, что нестерпимо захотелось обозвать его подонком, а лучше съездить по роже.
Горлов растерялся. Насколько он понимал, исповедник должен быть сдержанным, давать оценку поступку, а не человеку. Потом, кто знает, какие отношения были между этой парой. И кто он такой, чтобы сейчас бросаться на защиту девушки, если это все произошло гораздо раньше? Врач искоса глянул на Лену, но та сидела, не шелохнувшись.
- И вот из-за ее принципиальности она не замужем, и я не женат. Главное, никто же ничего не понял, она молчит, я тоже. Народ с ума сходит, почему она меня бросила?! Скажи, доктор, ну, не дура она, а?
От необходимости отвечать Матвеича избавила застонавшая Венди. Она приподнялась, схватилась за шею, шалым взором обвела комнату и задержалась на Сэнди. Подползла к ее телу, обхватила изуродованную голову подруги, прижала к груди. Раскачиваясь, что-то негромко замычала, словно песню пела с закрытым ртом. Глаза всех живых обратились на нее, но никто не сдвинулся и не произнес ни слова.
*
Силы возвращались. Анатолий Иженерович со стоном перевернулся на спину. Сколько же он пролежал так, если весь бок затек, не чувствует? Болезненные мурашки побежали по онемевшему месту, отмечая ожившие ткани. Ой-ей, плечо, надо размять… После энергичного помахивания движения восстановились, мурашки исчезли.
Кам закрыл глаза, набил трубку, закурил, пытаясь отыскать следы своих росомах. В голове не возникало отзывов, хотя обычно присутствие своих бойцов он слышал, как собачий лай в голове. Ритмично, словно лайка подает голос на белку или соболя.
Это что, им не удалось? Такого никогда не бывало! Анатолий еще раз набил трубку, пробежал мысленно по всей округе – никого. А в ските были живые люди, он воспринимал их, как сова – мышь. Тоненькое такое, противное, как тошнота от переедания, пищание, доносилось из угрюмого пятна скита. Проклятый скит!