Отец подробно, с деталями, однажды передал рассказ деда, в котором последние обитатели огороженной усадьбы оказались настолько сильными шаманами, что заборонили все в пределах ограды от пожара и от тления.
Ойроты уморили врагов голодом, но не смогли ни спалить, ни сломать стены. Их не взяла даже взрывчатка, сброшенная сверху. А сделать подкоп не получалось. Сил хватало на минуту, хорошо – на две. А потом охранник падал без чувств и умирал.
Отец в молодости решил выжечь этот участок таежным пожаром – пламя сожрало лес, но не тронуло стены. А пока камлал, направляя огонь к скиту, чуть не умер в голубом пламени. Скит высасывал силы даже из шаманов.
И чем больше силы берешь с собой, тем сильнее бьет тебя старое шаманство, спрятанное в ските. Значит, слишком мало бойцов пошло, на всех не хватило. Или слишком много сил дал им Анатолий – выжег огонь лишней силы бойцам нутро, и не справились они с задачей. Придется идти самому, надо добить оставшихся...
Заклятье невидимости или облик зверя? Думай, кам, думай. Ошибаться нельзя. И старший кам рода ойротов, натворивший столько глупостей за последние дни, набил трубку…
*
Арнольд повернулся, чтобы прислониться к стене другим плечом. Забывшись, оперся забинтованной рукой, зашипел от боли. Успокоившись, снова спросил врача:
- Так скажи мне, Ленка – нормальная?
- А ты сам как думаешь?
- Доктор, ты что, как еврей, вопросом на вопрос отвечаешь?
- Тебе что, сложно? - не уступил Александр Матвеевич.
Почему нет? Врач знает больше рядового человека.
Матвеич помнил, как бывшая жена упрекала его за мягкотелость, бесхарактерность. А что толку в бесконечных войнах, которые она вела с мусорящими в подъезде соседями, с пацанами-футболистами, вопящими под окнами до ночи? Себе и другим нервы трепать? Нет, он всегда старался свести конфликт к мирному решению. Попробовать и сейчас? Если считать десантника пациентом, то как подвести его к ответу, который тот скрывал от себя? Конечно, заставить отвечать на вопросы!
- Ты на нее внимание, когда обратил? И почему?
- Как на кафедру пришла. Она особенная, - сразу ответил Арнольд, а после короткого молчания повторил:
- Она сразу была особенная. Я потому и увлекся, что на шею не стала вешаться... Да, отшила с предложением дискотеки. Но она же не дура! Нет, с чего ты взял – Дон Жуан? Тоже, сказал… Не, ну никто не отказывал… И замуж многие просились. Потом же она согласилась на дискотеку, через месяц, примерно...
Горлова интересовала реакция Лены, и он встал, будто за водой, стоявшей поодаль в большой пластиковой бутылке. Девушка сидела, склонив голову, не шевелясь. Судя по напряженной позе, исповедь Арнольда её задевала. А тот продолжал описывать, как ухаживал за невестой, держа себя в рамках рыцарства, не заходя дальше поцелуев и деликатных объятий:
- ...опустился на колено, предложил руку и сердце. У нее глаза загорелись, она руку протянула, я приложился губами. Самому понравилось, не поверишь! Но я же понимал, ну, тешил самолюбие красивой девушки, играл роль, как положено... Но это всего лишь игра, доктор, всю жизнь так жить невозможно, это же каждый понимает! Но пора ведь и повзрослеть, доктор, она же не четырнадцатилетняя дура!
- Не дура, в смысле психического заболевания, ты это имеешь в виду. Скажи, среди твоих армейских друзей были наркоманы? А вот ты устоял, не стал колоться после Чечни. Почему? - продолжал врач.
Он вёл рискованную игру, пытаясь подвести собеседника к признанию. Если Арнольд сам скажет, где и в чём был неправ, почувствует, почему переступил черту, отделяющую ухаживание и уговоры от насилия - он дополнит чувство вины раскаянием, оставит в прошлом и освободится, хотя и не забудет. Но возможен и другой исход, когда отказ признать собственную неправоту обернётся агрессией против собеседника. А что может натворить пьяный десантник, даже легкораненый – страшно представить.
- Я себе зарок дал, вернусь живым, - похвастался Арнольд, - сразу пойду учиться. Как родители хотели. Меня же со второго курса выперли за прогулы. Я восстановился после дембеля. Короче, слово дал. А мое слово закон!
- Ты свое слово уважаешь, как я понял, - с подначкой уточнил Горлов.
Десантник побагровел:
- Доктор, я не дурак, и прекрасно понимаю, к чему ты клонишь! Да, она дала себе слово, но я-то спрашиваю, она нормальная или нет? Давать такие зароки, это ж до какой степени шизануться надо! Я ведь муж ей, не чужой человек, и она меня хотела, уж такие вещи я могу почувствовать! Так почему, почему? Ведь один день до свадьбы остался, чистая формальность, а она все перечеркнула? Что я такого сделал? Да каждая целка так начинает, ломается, чтобы вроде не по своей воле, так что не она первая!! Им это нужно для самооправдания, а ей-то зачем?