Слишком неподвижно!
Врач встревожился, тоже подошёл, взял американку за руку, безжизненно вялую. Отложил карабин, перевернул Венди, открыл веко. Жёлто-зелёная с крапинками радужка не реагировала на свет. Горлов тронул бинт на шее умершей - тот успел зачерстветь. Проверил рукой:
- Чёрт…. Так и есть! – осмотрел одежду, пропитанную кровью, оценил лужу, натёкшую на пол, чуть в сторону обнаружил оба зажима. - Сорвала ночью..
- Ну что же вы так перевязали плохо её перевязали? - Возмутилась Лена, а Дик осуждающе покачал головой.
*
Матвеич отряхнул зачем-то брюки. Не глядя, швырнул зажимы в угол, где они звонко тренькнули о стену. В его душе поднялась буря негодования. Кто столько сил потратил, оказывая помощь раненым? Он, врач Горлов. А что в итоге, где перевязанные им люди? Вон, в зале, рядком сложенные! Кто виноват, что вокруг одни трупы? Что, врач Горлов их поубивал? И вообще, известно ли кому, что врач Горлов попал в эту заваруху уже будучи тяжело травмированным? Сотрясение, а то и ушиб головного мозга, с кровоизлиянием – это месяц постельного режима!
Такие эмоциональные мысли Матвеич озвучил для двух абсолютно бесполезных для медицины идиотов. Они отшатнулись, когда доктор Горлов громко объяснил, как много сделал, рискуя собой:
- Вы меня задержали, подвергли смертельной опасности, заставили стать убийцей ойротов, а теперь ещё и упрекаете! Я не нанимался, я прохожий, и видел вашу войну с аборигенами на разных частях тела!
Круглые глаза Дика, который русского языка не понимал, как и лицо Лены, испуганной до немоты – Матвеича не остановили. Он размахивал руками, а крик всё рвался и рвался наружу. Запал кончился нескоро, лишь когда аргументы и упрёки в адрес экспедиции, Лены и американцев пошли по третьему разу. Прооравшийся до хрипоты врач умолк, но остатки эмоций еще потряхивали его.
Слушатели тоже молчали. Вероятно, впечатлились выступлением. Матвеич не дождался реакции, снова дал себе волю:
- Короче, я немедленно ухожу. Сплавлюсь до жилья, а там уж вызову милицию и прокуратуру!
- Вы не имеете права нас бросать! Вы давали клятву...
- Правда? Вот спасибо, что напомнили! Среди вас нет раненых, - очередной упрёк подхлестнул истерику, - так что врачебная клятва меня не обязывает! Это ваш лагерь и ваши неприятности!
Всё это было правдой, но глубоко, в крошечном уголке сознания прежний, рассудительный Александр Матвеевич Горлов, совсем недавно умевший владеть собой, попытался одёрнуть этого крикуна:
«Что я несу? Надо сказать, правду - я боюсь ойротов!»
Но другой Горлов, насмерть перепуганный, орал:
- Я обязан немедленно доложить о гибели пилотов!
Дик тупо смотрел на врача и даже не просил о переводе, а Лена так растерялась, что жалость к ней пересилила истерику Горлова:
Симпатия, возникшая вчера, пробилась сквозь истерику:
- Лена, бежим, сообщим милиции! Дик пусть охраняет лагерь, пусть ждет!
- Александр Матвеевич, его же убьют.
Как ему хотелось крикнуть: «Ну и пусть! На хрена он мне? А ты – ты совсем другое дело, ты мне нравишься!»
О, как много можно было бы сказать, ведь правда прямо-таки рвалась с языка! Да, да! Такую девушку Матвеич готов защищать и спасать, рискуя жизнью. Но тащить с собой американца, который приехал в Сибирь за экзотикой, который утирается влажными салфетками, который локоны отрастил, длиннее, чем у фотомоделей?
И всё же не вылетели воробьи правдивых слов, потому что думать человек может все, что заблагорассудится, а вот поступать должен, как совесть велит, как окружающие ждут. Эгоизм съежился до разумных пределов, трезвые мысли взяли верх над трусостью. Матвеич вздохнул, глянул на красавчика и велел перевести:
- Пусть сам решает. Если пойдет, то подчиняется приказам. Навьючу, как лошадь!
Дик выслушал, кивнул головой, с жаром зачастил. Когда американец и девушка бросились собирать вещи, Матвеич зажал лицо руками, опустил глаза. Стыд залил щеки краской. Как врач, он понимал, что с ним произошло – шок, нервный срыв, сдали нервы. И всё же, почему он, нормальный человек, впервые не справился, повёл себя очень странно?
- Только что на пол не упал и ножками не задрыгал!
Врач Горлов больно шлёпнул себя по лбу, чтобы привести в чувство. Но внутри, в глубине черепа - возникла другая боль, пульсируя в такт сердцу.
- Гематома лопнула, - успел испугаться он, теряя сознание.
*
«Проклятая непогода!» - Владимир Васильевич Михайлов стоял у окна и с ненавистью смотрел, как Ленинский проспект тускло блестит влагой, беспрерывно выпадавшей из низких сплошных туч. Абсолютно нелетная погода для малой авиации.