Вот и сейчас, пока закипала вода и варился суп, врач успел забраться в чащобу, вырубить кол взамен сломанного на кормовом конце плота. Сейчас затесывал его, ловко снимая длинную стружку своим неразлучным топором. Надо же, даже на плоту держал его на поясе, завязав разорванный чехол шнурком!
Суп загустел. Дик отвел перекладину в сторону, осторожно снял кастрюлю, поставил в сторонку. Сейчас, на берегу, возле тепла, плечо болело сильно, и целиком. А на плоту – когда резко вытягивал руку вперед. Странно!
Щурясь, Дик разлил суп по тарелкам, отнес одну Лене. Глянул в костер - банка обгорела. Торопливо выдвинул ее из огня, дернул кольцо. Горячий сок брызнул, чуть не попав в глаза. Закипела вода для чая. Снял, сыпанул полпачки, нашел крышку.
Тарелка немного остыла, и он принялся хлебать суп. После первых ложек захотелось комфорта. Не стоять же под дождем? Задвинулся в палатку, прихватив хлеб, ветчину, миску для Алекса. Уперся спиной в ноги Лены:
- Сорри!
- Я подвинусь, - откликнулась девушка, заворошилась и застонала.
- Ты что? – испугался Дик.
- Нет, нет, я в порядке, - встречно испугалась Лена.
Подошел Алекс. Сдернул плащ, влез в палатку до половины, уселся, выставив ноги наружу. Он все еще был в мокрой одежде. Плащом укрыл ноги, схватил миску с супом, потянулся за своей странной деревянной ложкой. Дик видел похожие в декоративных подарочных наборах, только те светились красками и золотым лаком, а эта была совсем голая.
- Where you have taken it?
- Где ты ее взял? – Перевела Лена.
- Сделал, - пожал плечами Горлов, пробуя горячее варево.
- Itself has made? Improbably! – Понял и восхитился Дик.
- Он изумлен, - пояснила девушка, отставив пустую тарелку.
Дик наколол ножом кусок ветчины, протянул ей. Доел суп, взял кусок себе. Только теперь стала чувствоваться сытость. Врач быстро дохлебал густой грибной суп, облизал ложку.
- Спасибо нашим поварам, за то, что вкусно варят нам, – процитировал детсадовскую кричалку.
Никто не откликнулся на шутку. Конечно, Дик не понял, а почему Лена отмолчалась? Врач обернулся. Девушка лежала, прикусив губу и зажмурив глаза. Слезы катились по щекам.
- Уйдите, – хриплым, срывающимся голосом попросила она.
*
Выставив миску, врач подтолкнул Дика в спину, дескать, выйди! Американец послушно вылез наружу.
- Так, Леночка, быстро говори, что и где? Бок? Внутри? Да говори же!
- Оставь ты меня...
- Лена, я – врач, если ты не забыла! Не скажешь сама, буду осматривать с помощью Дика, силой, как коновал смотрит корову. Ну, не дури, Леночка, прошу. Женское что? Ну, не молчи же…
Матвеич уговаривал девушку, ласково поглаживая по лбу, а та молча плакала, пытаясь сдержать стоны. Стыд! Это жгло сильнее боли. Она никогда не обращалась к гинекологу, никогда не обнажала перед другим человеком интимные места. Никогда с тех пор, как увидела пьяную мать в постели сразу с тремя дружками. И сейчас сильнее боли был страх показать ушибленный копчик, снять плавки перед знакомым! Да как потом в глаза смотреть?
- Ты ушибла живот? Лена, если это внутреннее кровоизлияние, надо мчать вниз на всех парах, иначе ты умрешь. Я не полостник, да и где делать операцию, не здесь же? Лена, не молчи, Лена!
- Копчик, - выдавила она из себя признание и зарыдала.
В плаче вырывались наружу так долго сдерживаемая боль, стыд и облегчение. Врач помог ей повернуться, легонько потянул плавочки вниз, сдернув с одной ноги. Его теплые руки что-то трогали на её попе, осторожно надавливая, и приближались к болезненной зоне. Лена не сдерживала слез, слабо постанывая от пульсирующей боли, затопившей всю промежность и верхнюю часть бедер.
- Скажи, где начнется боль, - пальцы начали вминаться в кожу вдоль позвоночника, спускаясь вниз.
- Ой!
- Так, теперь дальше... А сейчас чуть ниже... И еще вот тут…
Руки врача деликатно определили границы болезненности в интимной зоне, закончили исследование, вернули трусики на прежнее место, осторожно укрыли спальником. Лена не поднимала головы, пока Матвеич копался в своей сумке, вытаскивал что-то, готовил, хрустел ампулами.
Сил на стыд уже не оставалось, да и чего стыдиться, если его руки ощупали тебя всю, как никто и никогда не трогал.
То мерзкое ощущение, испытанное с Арнольдом, было сродни катанию на раме велосипеда или на карусельной лошадке – жестко и немного больно. А Саша трогал бережно, и, даже причиняя боль, не вызывал отвращения.
- Надеюсь, перелома нет. Но ушиб сильнейший. Сегодня отлежишься, утром разомну немного, чтобы стоять могла, и поплывем дальше. Что ж ты так долго молчала, партизанка? Стыдно было признаться? Взрослая женщина, а какой ерундой страдаешь! Нет у человека запретных или постыдных органов. Задница, она такой же полноправный орган, как язык или глаз, чего ее стыдиться? А уж прятать свой анус или гениталии от врача – полный бред! Ты прости меня, Леночка, но кто тебя так изуродовал, неужели Арнольд, царствие ему небесное? Ты красивая женщина, тебе об этом говорили, а? Да какая красивая, я таких еще не встречал…